Томмазо Ландольфи - Жена Гоголя и другие истории

— Довольно, умоляю тебя. Ты прав: я была злой, гадкой, но будь великодушен. Я не люблю Бернардо. Я люблю тебя, тебя, Большого Варяга, моего Варяга, моего господина... — Девица склонила голову на плечо Роберто и тихонько заплакала. — Прости, обними меня... я буду твоей рабой...

— Во-первых, для вас я не Варяг, а Роберто, — съязвил юноша и, без ума от счастья, прижал к груди Лукрецию.

— Нет. Ты мой Варяг, мой господин. Варяг... Вар. Я буду называть тебя Варом.

Адвокат, сидя в кресле, облегченно вздохнул и смахнул слезинку тыльной стороной ладони.

— Роберто, я давно хотел сказать... Я тоже был несправедлив к тебе... Ты прав, мальчик мой. Видишь ли, я уже давно... Знаешь, давай сделаем так: каждый месяц ты будешь получать от меня столько... сколько я смогу тебе давать. Хватит, чтобы жить безбедно, да-да. Не нужно будет ни о чем заботиться, искать какое-то место... Бог с ней, с карьерой! Пиши себе романы, или что там у тебя, живи как знаешь... Ох-хо-хо!.. — Адвокат отвернулся, чтобы никто не заметил, как он плачет. — А что до свадьбы, — продолжил он, — мм, помогу, чем смогу... Прости меня за все, разве мог я знать?.. Ну, теперь ты счастлив?

Роберто бросился в его объятия. Он тоже был растроган и, чтобы не раскиснуть, сказал:

— Да эта история мне и самому не нравится. Вы не думайте, они бы как-нибудь выкрутились. Тем более что до острова осталось уже совсем немного...

— Какого острова? — спросила Лукреция.

— Дивного острова в голубом море под голубым небом. В тени пальм и апельсиновых деревьев, под сенью вечнозеленых кустарников и вечно благоухающих цветов там царит блаженный покой...

— А разве мы еще не добрались до этого острова? — прервала его Лукреция, слегка покраснев и опустив глаза.

Перевод А. Велесик

Под конец свадебного ужина доложили о приходе трубочиста. Отец, по натуре большой весельчак, подумал, что будет славно, если такое ритуальное действие, как прочистка дымохода, состоится именно в этот день. Он распорядился впустить трубочиста, но тот предпочел остаться на кухне, где находился большой очаг. Гости неодобрительно отнеслись к вынужденному перерыву, так как не все еще тосты были произнесены. Однако дети подняли неописуемый гвалт, и всем ничего другого не оставалось, как подняться с мест.

Невеста ни разу еще не видела настоящего трубочиста. Обычно, когда тот приходил, она бывала в колледже. Войдя в кухню, она застала там высокого, плотного, слегка сутулого человека в вельветовом костюме цвета топленого масла, с окладистой седой бородой. Сутулость его уравновешивалась тяжеленными горными башмаками, казалось, будто благодаря им все тело удерживалось в вертикальном положении. И хотя по такому случаю трубочист тщательно умылся, лицо его, точно посыпанное молотым перцем, было испещрено множеством черных точек. Чернота скопилась и меж складок на лбу и щеках, придавая лицу глубокомысленное выражение. Однако эта глубокомысленность мгновенно исчезла и сменилась застенчивостью, как только на губах появилась робкая улыбка.

Он чуть ли не врасплох застал невесту, стоявшую за дверью. Столкнувшись с ней лицом к лицу, он страшно смутился, будто его самого застали врасплох за непристойным занятием и теперь ему предстояло объяснять, как он вообще сюда попал. Он что-то забормотал, обращаясь к невесте, но она то ли не поняла, то ли не расслышала его. Трубочист упрямо продолжал мямлить свое, давая понять, что все это имеет к ней непосредственное отношение. Взгляд его был пронизывающим и одновременно многозначительным. Невеста сразу догадалась, что перед ней, в сущности, дождевой червь.

Он снял пиджак и принялся расстегивать жилет. Она выскользнула через вторую дверь и остановилась, прислушиваясь. У нее было такое чувство, что все идет совсем не так, как должно. Невесте казалось, что ее присутствие придаст всему ритуалу больше значительности, хотя, с другой стороны, ей было просто стыдно за трубочиста. Из кухни между тем не долетало ни звука. Тогда она решила вернуться. Детей уже увели, и трубочист остался один. Как раз в этот момент он собирался подняться по лестнице, установленной внутри дымохода. Он стоял босиком, в темной одежде, нижняя часть лица была плотно закрыта повязкой, а на груди висело какое-то приспособление, напоминающее скребок для квашни; как им пользоваться, невеста так никогда и не узнала. Он начал медленно взбираться по лестнице. Но как он вошел в жерло очага, она уже не видела, поскольку опрометью бросилась вон из кухни.