Молодая женщина еще два раза выстрелила в быка. Он упал. Раздались аплодисменты. Загудели автомобильные клаксоны. Высоко подняв над головой винтовку в знак торжества, женщина вскочила на ноги. На щеках ее блестели слезы. Лицо пылало от почти физического наслаждения.
Ее место на брезенте поспешил занять седовласый мужчина лет шестидесяти, похожий на врача; он встал на одно колено и прицелился. В этот момент две самки служили идеальными мишенями. Они, словно в глубокой печали, стояли над трупом, тычась мордами в голову и холку, принюхиваясь к неведомому запаху. Врач выстрелил. Он всадил пулю в живот более крупной самке. Нога ее напряглись. Она подняла хвост и выпустила желтую струю. Врач выстрелил снова, самка упала и, поднимаясь, была подкошена новой пулей. Дважды она вставала, дважды, пошатываясь, поводя головой, подергивая шкурой, пыталась сойти с места. Раны ее не кровили. Наконец, она с трудом сделала шаг, нога подогнулись и, когда она рухнула на землю, еще несколько минут дергались, словно и упав она убегала, убегала из смерти в жизнь.
Оставшаяся в живых самка попыталась спастись бегством: она понеслась мимо баррикады машин, а за нею — всадники, миновала разделочный сарай, обогнула каменный дом, но там ее тоже ждали загонщики, опять направившие ее на площадку.
Пришел черед следующего стрелка. Мальчишка лет четырнадцати-пятнадцати неуверенно занял огневую позицию на брезенте. Из толпы зазвучали подсказки: «Начинай!», «Цель ей в ухо!», «Не робей!», «Не спеши!». Винтовка, размером с него самого, ходила ходуном в руках у мальчишки. Он торопливо, почти не целясь, выстрелил, промахнулся, и перепуганная самка снова помчалась кругом по заповеднику. Когда ее снова пригнали к месту, где валялись тела быка и первой самки, она уже еле дышала. Наклонив голову, с вышедшими из орбит глазами, она вывалила язык чуть не до земли. Мальчишка снова выстрелил. Задние ноги у нее подогнулись, но она удержалась на прямых передних ногах. Это вывело мальчишку из равновесия. Он принялся нажимать на курок как заведенный. После пятого выстрела животное, как ни удивительно, встало на все четыре ноги и, развернувшись к проволочной ограде, попыталось перепрыгнуть ее. Задев за верхний ряд проволоки, самка подмяла ограду под себя и рухнула, суча ногами, так, что голова ее оказалась по ту сторону ограды, а задние ноги — по эту. Она лежала беспомощная, как кит, выкинутый на берег в час отлива, хрипела и агонизировала, а мальчишка, успев перезарядить винтовку, вгонял в нее пулю за пулей, пока струи крови не брызнули у нее из ушей, изо рта и из-под хвоста.
Перед надвигающейся церемонией он неделями потел по ночам от страха. Но не худел — отъедался днем. Текст речи можно было купить или взять напрокат, но его папаша, Сид, пожелал сочинить ее сам, с помощью своих текстовиков, и до того затянул дело, что у Сэмми не хватило времени выучить речь наизусть. Настало утро бармицвы. [4] В иудаизме торжественная церемония в день тринадцатилетия, когда человек начинает нести религиозную ответственность.
Из городской квартиры на 64-й улице они отправились в синагогу. Там было человек шестьсот, из них добрая половина — приятели Сида, эстрадные знаменитости. Вечером в ресторане гостиницы «Тафт» это событие должна была отметить тысяча приглашенных, что обошлось Сиду, как он охотно всем сообщал, в десять кусков. Сэмми прочел по-еврейски отрывки из Торы и Хафтары, после чего раввин выступил с кратким приветствием. Затем Сэмми, облаченный в новый костюм, занял свое место на кафедре и начал: «Глубокоуважаемый ребе, дорогие родители, родичи и друзья. Вы почтили меня своим присутствием в этот важнейший день моей жизни. И, став мужчиной, я не забуду ваших добрых пожеланий и ценных советов. Вы придали мне сил, а ваша поддержка… ваша поддержка…» Дальше он забыл. Не помнил ни слова. Весь покрылся испариной. Лицо отца посерело. Мать опустила голову. По наитию Сэмми рассказал анекдот, слышанный от отца, про двух гоев, проводящих отпуск в Майами. Анекдот смеха не вызвал. В отчаянии Сэмми уже не мог остановиться и взялся за другой анекдот — про еврея, плывшего зайцем на «Майфлауэре», но тут к нему кинулся Сид Шеккер…
Писуны по случайности стали свидетелями трехдневной «охоты», организованной управлением охоты и рыболовства штата Аризона. Из шестидесяти миллионов бизонов, которые, по приблизительным оценкам, паслись на американском Западе столетие назад, теперь сохранилось поголовье всего в несколько тысяч — небольшими стадами они живут в заповедниках, находящихся либо под контролем отдельных штатов, либо под управлением федерального правительства. Чтобы поддерживать научно обоснованное соотношение естественного прироста популяции с ограниченными территориями заповедников, необходимо периодически «прорежать» или «прочесывать» каждое стадо. В течение ряда лет два стада в Аризоне — одно в Кайбабе, к северу от Большого Каньона, другое недалеко от Флагстаффа — в результате выбраковки сокращались с двухсот пятидесяти голов до ста пятидесяти здоровых маток и быков-производителей. В то лето с помощью аризонских охотников должны были выбраковать девяносто животных за три дня, по тридцать в день.
Читать дальше