Оливия Агостини - Ржавчина в крови

Он кивнул — конечно, он вёл машину осторожно, как я всегда советую. Нет, он шутил, просто выехал поздно, чтобы не мучиться на жаре, а потом возникла непредвиденная пробка — недалеко от Гроссетто столкнулись машины, и минуты полетели дальше одни, оставив его, усталого, на месте.

— Хочешь есть?

Федерико улыбнулся и скрылся в ванной, чтобы принять душ. Я опустился на кровать и схватился за голову, раскачиваясь и пытаясь понять, что происходит, стараясь развеять смятение и решить, как вести себя завтра.

Утро заглянуло в щель между шторами и нарисовало светлую полоску на щеке Федерико. Он ещё спал, голова откинута, дышит ровно, наверное, ему снилось что-то, судя по улыбке, которая появлялась у него на губах при каждом вздохе. Я же, напротив, проснулся уже в третий раз с тех пор, как лёг спать, и наконец-то настало время, когда можно встать. Я надел льняные брюки, рубашку цвета хаки с короткими рукавами, сунул ноги в сандалии и подошёл к окну.

День обещал быть жарким, воздух в саду дрожал, небо матовое, какой-то выцветшей голубизны. Я посмотрел на окно Лавинии, пытаясь уловить за шторой признаки жизни, силуэт или два силуэта.

Потом вернулся к кровати, остановившись возле Федерико, потормошил его немного, хотел сказать, что ухожу.

Решение принято. Нужно поговорить с ребятами, с первым же, кого встречу. Если Френсиса и Лавинию сразили стрелы крылатого мальчика, если они вели себя, как Ромео и Джульетта, нужно, чтобы кто-то выступил и в роли брата Лоренцо, взял бы на себя задачу вовремя напомнить, что слишком бурные радости приводят к бурному финалу, завершаются так же быстро, как и возникли.

Любить нужно, но спокойно. Любовь возникает в сердцах без всякой причины, но с одной определённой целью.

Федерико потёр глаза, что-то пробормотал, потом отчётливо произнёс, что поднимется ровно через секунду, ещё через одну, ещё через мгновение, чтобы проснуться счастливым. Я оставил его в постели, выскользнул в коридор и на цыпочках подошёл к двери Лавинии.

Стукнул только один раз, опасаясь разбудить мисс Бернс, и прислушался. Уловил лёгкий шорох, скрип створки, шёпот, и наконец дверь открылась. Лавиния появилась на пороге в ночной рубашке и посмотрела на меня сонными глазами, склонив голову к плечу.

— Ферруччо? — Она как будто удивилась. — Что случилось?

— Night's candles are burnt outt [81] Ночные свечи погасли (англ.). [Реплика, которую Ромео произносит в пятой сцене третьего акта, когда сообщает Джульетте, что пропел жаворонок, ночь любви окончена и ему нужно бежать в Верону. — Авт.] — ответил я, с мягкой улыбкой произнеся эти знакомые ей слова, и жестом попросил разрешения войти. Нам нужно поговорить, ничего страшного, я пришёл дать ей совет. Я её друг, я — жаворонок, утренний герольд.

Лавиния в удивлении подняла брови. Значило ли это, что я всё видел?

— Let те in [82] Позвольте войти (англ.). , — сказал я, продолжая улыбаться.

— I … [83] Я… (англ.). И замолчала. Отступила на шаг, на лице появился лёгкий испуг, глаза опустила в пол, покраснела.

И тут мне пришлось поздороваться с Френсисом, появившимся из-за шкафа в майке наизнанку, со взъерошенными волосами и виноватым видом, что отнимало у него по меньшей мере лет десять, превращая в ребёнка, озорника и проказника. Он почесал себе щёку, не зная, как держаться со мной, сглотнул и не отважился посмотреть на меня.

— I think we should talk. Come on [84] Думаю, нам нужно поговорить. Пойдём (англ.). . Присядем здесь, на кровати, — сказал я, подзывая их.

Я долго смотрел на них, но они так и не смогли поднять на меня глаза, как бы подтверждая, что смущены и чувствуют свою вину. Наконец я ласково приобнял их за плечи и слегка потормошил. Что они устроили? Им что, захотелось неприятностей, вздумали всех нас подвести? Но в глубине души как же я счастлив был узнать, что юность взяла своё, как благословлял любовь, благословлял любящих.

Наконец Лавиния посмотрела на меня.

— Мисс Бернс? — прошептала она.

Френсис тоже поднял глаза, он выглядел как осуждённый на смерть, который ждёт приговора и не знает, что лучше — броситься на землю и молить о пощаде или сохранить достоинство, принять вердикт безоговорочно и с честью лишиться жизни. Все молчали, только у меня неистово стучал пульс. И тогда я объяснил, что ничего не скажу мисс Бернс, что не собираюсь гасить пламя любви, это было бы опаснее, чем позволить ему спокойно гореть. Я хотел только убедиться, что никто не обжёгся, что осторожность следует за ними по пятам, как тень, и что в пепле, оставшемся от неожиданной радости, не таится искра трагедии.