Марк Хелприн - Рукопись, найденная в чемодане

На протяжении нескольких недель мы располагались во всех точках вокруг Стиллмана и Чейза. Начальное местоположение отстояло на четыре квартала, потом на три, на два, на один, пока наконец наш фургон не остановился прямо напротив главного входа в здание Стиллмана и Чейза.

Мы, разумеется, надеялись, что мисс Дикстайн, секретарша Пайнхэнда и, каким-то образом, мистер Эдгар пожелают отполировать свои ключи на улице. Собственно, секретарша Пайнхэнда так и сделала, но вот ключей от архивных сейфов при ней не было. Должно быть, их носил сам Пайнхэнд, а он всегда проходил мимо и страшно спешил.

Нам оставалось только одно – проникнуть внутрь. Это было нетрудно. Все в фирме Стиллмана и Чейза привыкли к присутствию службы ухода за ключами, и я развесил наверху объявления, сообщавшие о том, что фирма договорилась о полировке ключей каждого сотрудника на их рабочих местах, бесплатно.

В назначенный день Смеджебаккен вкатил тележку с приспособлениями дая полировки и покрытия воском прямо в здание фирмы и начал со множества ключей охранников в вестибюле. Они не узнали маркшейдера, которого не так давно сопровождали в течение множества часов, потому что… в общем, эта часть Смеджебаккену не нравилась.

Служба ухода называлась «Ключ к совершенству от мистера Табби», и Смеджебаккен был мистером Табби. Мы купили ему брюки для чрезмерно упитанных мужчин, то есть брюки, напоминающие раструбы землечерпалки или трубы на лайнере «Куин Мэри», и привязали к его талии две пуховые подушки. Приклеив себе усы и нахлобучив мягкую шляпу, он превратился в мистера Табби.

Мистер Табби трудился в здании Стиллмана и Чейза почти неделю, полируя ключи всем и каждому, даже мистеру Эдгару. Поскольку он предоставлял им эту ценную услугу бесплатно, всех работников фирмы, начиная с привратников (у которых, само собой, ключи имелись во множестве) и кончая самим мистером Эдгаром, обуяла радость. После этого чуть ли не с месяц слытттнът были обмены замечаниями – да нет, полновесные беседы! – о том, как по-новому стали звенеть ключи; как неожиданно легко стало открывать ими замки; какое это чудо, какой восторг – смесь глицерина и воска; как приятны сделались ключи на ощупь; как восхитительно они заблестели.

Посреди разнообразных приспособлений и горшочков с воском, загромождавших тележку Смеджебаккена, он держал восковые брикеты, которые отнюдь не выглядели там чужеродными и к которым он искусно прижал ключи от архивных сейфов и большой ключ от решетки, перекрывавшей вход в хранилище в дневное время. Он знал, как они выглядят, потому что позаботился о том, чтобы обслужить мисс Дикстайн, прежде чем приступать к работе на административном этаже, где разобрался с ключами Пайнхэнда и Эдгара всего за полчаса. После еще одного дня работы у Стиллмана и Чейза мистер Табби исчез с лица земли. Никто не придал этому значения. В Нью-Йорке никто никогда не придает значения подобным вещам.

Я засек время ухода мисс Дикстайн на ланч и ее возвращения. Поскольку ей целый день нечем было заняться, ланч ее просто не мог не разрастись до огромных размеров. Будучи особой не только чувственной, но и точной, она всегда выходила в 11.50. Я следовал за ней в неимоверно ярком солнечном блеске финансового района, где люди, выходя из своих офисов, прикрывали глаза ладонью от утреннего света и от искрящихся вспышек битого стекла, усеивавшего тротуары.

Каждый день без исключения эта девица одолевала двенадцать кварталов, чтобы добраться до кафе рядом с муниципалитетом, и каждый день заказывала один и тот же ланч: тарелку устриц с зеленым салатом, джин-тоник и банановое мороженое. После еды она засиживалась над чашкой чая, дочитывая очередную главу в «Истории экономики Либерии». При чтении она снимала очки, и я видел, что она довольно красива и пребывает в отличной форме. На ланч она всегда тратила полтора часа, а если даже и управлялась раньше, то прогуливалась по улицам, пока не наступало время вернуться на свое – не могу назвать его рабочим – место.

И вот однажды в 11.51 я вышел из лифта на архивном этаже и прошел через великолепный кабинет мисс Дикстайн. Там отчетливо пахло ее духами. Оказавшись возле решетки, я воспользовался покрытой воском, отполированной копией ключа, чтобы открыть себе дорогу в хранилище. Сейф для документов за 1913 год был слева от меня. Когда я встал перед ним, то меня нельзя уже было увидеть ни из кабинета, ни из холла.

Хоть я и содрогнулся, взглянув на сейф правее и увидев цифры 1914, но сунул свои сверкающие ключи в шкаф 1913 года, распахнул дверцу и вытащил оттуда коробку. Весила она килограммов двадцать. Я поставил ее на стоявший в углу стол, обтянутый сверху кожей. Когда я включил настольную лампу, долгие годы не горевшую, нить накала удивленно вздрогнула.