У «Проблем генезиса…» была более чем нелегкая судьба, во многом определившая судьбу самого Арона Яковлевича, а может быть, даже и судьбы отечественной исторической науки.
«Проблемы генезиса феодализма» вызвали грандиозный скандал в идеологических верхах, книга и ее автор подверглись разносу в партийной печати (один из организаторов травли — тогдашний министр просвещения РСФСР профессор А. И. Данилов), проработке на специально созванных совещаниях «проверенных» историков (самого Гуревича туда не приглашали), редакцию издательства «Высшая школа», где готовилась книга профессора Гуревича, просто разогнали, сам автор был изгнан из Института философии. Обо всем этом Гуревич рассказывает в первом томе «Избранных трудов» в сочинении (не могу назвать его ни предисловием, ни введением, ни статьей) «„Генезис феодализма“ и генезис медиевиста. Злые мемуары в роли предисловия». Скажу сразу, что все кончилось «относительно» хорошо («Я — везунчик, — любит говорить ученый. — Все, что я написал, вышло в свет, и били меня за уже опубликованное и известное читателю»). По сигналу «сверху» травлю приглушили (видимо, какая-то подковерная борьба в «сферах»), автора скандальной книги даже трудоустроили. Л. М. Баткин вспоминает:
«Правда, наказание А. Я. выглядело умеренным. Где-то „наверху“, к счастью, „было мнение“, что печатать книги Гуревича… можно. И все они, одна за другой, выходили в свет в Москве. И переводились. Бедный А. Я. чувствовал себя подчас неловко! — такая важная привилегия была дарована отнюдь не всем вольным стрелкам гуманистики.
Гуревичу в течение последующих почти двух десятилетий было запрещено „только“: а) выезжать на Запад, куда его то и дело приглашали докладчиком на конференции или лектором в университеты; б) иметь собственный сектор или кафедру; в) иметь официальных учеников, аспирантов; г) преподавать в столичных вузах, разве что — попозже — факультативные спецкурсы; д) стоять во главе журнала (вообще как-то институционализировать свою научную школу); е) входить в „ученые советы“ (вообще пользоваться каким-либо влиянием и формальными возможностями, которые были бы сколько-нибудь адекватны его действительному положению в науке)».
Что вызвало столь сильный гнев у идеологических властей? Почему их возбудили столь далекие от сегодняшнего дня материи? А потому, что Гуревич поставил под сомнение — страшно сказать — некоторые положения теорий Маркса и Энгельса. Скажу сразу, Гуревич никогда не являлся ни пламенным марксистом, ни ревностным антимарксистом. Относясь со сдержанным уважением к учению Маркса (но не к «марксизму-ленинизму»), он всегда полагал, что марксистская теория исторического процесса, разработанная на материале социально-экономического развития капитализма в Западной Европе, безосновательно прилагалась Марксом, а еще более его последователями, ко всем цивилизациям и историческим периодам. Согласно Марксу и Энгельсу, феодализм возникал так же, как и капитализм. В последнем случае лишенные собственных средств производства люди становились пролетариями, наемными работниками у капиталистов; в первом — обезземеленные, в результате экспроприации их собственности земельными магнатами, свободные крестьяне закабалялись этими магнатами, прикреплялись к земле и становились зависимыми, «крепостными», как было принято — с большой долей неточности — писать в отечественной научной литературе. Опираясь на экономическое могущество, магнаты присваивали функции власти, становились почти независимыми от верховных правителей феодалами.
Гуревич же показал, что все было совсем не так. В условиях слабости верховной власти свободные земледельцы в поисках защиты вместе со своей землей отдавались под патронат магнатов, меняли свободу на безопасность. Иные завещали свои владения (но с правом пользования) Церкви, дабы обеспечить себе и потомству вечное спасение на небесах и постоянное покровительство на земле. Право поборов, право суда в той или иной части страны магнатам передавала верховная власть, то есть феодализм складывался во многом «сверху». И т. д. и т. п. — интересующиеся должны обратиться к тексту самого Гуревича.
Крамола была и в работах Гуревича, посвященных древним германцам, в частности в «Аграрном строе варваров». Там он, опять же, замахнулся на святое — на теорию «Происхождения семьи, частной собственности и государства». Энгельс, описывая варварскую эпоху, в которой он усматривал «первобытный коммунизм», опирался на не всегда адекватные сообщения Цезаря и Тацита об укладе древних германцев и находил у них «военную демократию», коллективную собственность на землю и т. п. Проанализировав археологический материал, Гуревич увидел, что древние германцы были не полукочевниками, носившимися как угорелые с копьями и мечами по диким лесам в поисках славы и добычи, а крестьянами, веками жившими на одном месте, что не было никакой коллективной собственности на землю, никаких переделов земли, а велось семейное хуторское хозяйство и т. д. О таком громко говорить было нельзя, и если указанные идеи сложились у историка еще в конце 60-х — начале 70-х годов, то обнародованы были лишь в 1985 году, когда обстоятельства смягчились.
Читать дальше
