Франсуаза Саган - Приблуда

И когда Мошан высунулся в окно с бранью в адрес Герэ, тот уже летел на мотоцикле в сторону белесого дымка.

Мария сделала прическу, купила себе новое пальто, подкрасилась, но все это Герэ заметил позже: подъехав к дому, он бросил драгоценный мотоцикл, вбежал в кухню и обнял Марию, не глядя на нее, но с такой решимостью, что она не посмела сопротивляться. Он стоял неподвижно, прижавшись щекой к ее волосам, и слушал, как стучит его сердце рядом с сердцем этой мерзавки, лишившей его сна и неотступно преследовавшей его три дня и три ночи. У него и в мыслях не было ругать ее и тем более бить, он не задавал ей никаких вопросов: она вернулась, она не противилась ему, значит, все хорошо. Сердце его понемногу успокаивалось, он с облегчением вздохнул.

– Как я испугался, – сказал он.

Она чуть трепыхнулась, не поднимая головы, и осталась стоять неподвижно и покорно.

– Испугался чего?

Пиджак Герэ заглушил ее голос, он держал ее так крепко, что она не могла видеть его лица. И потому он смог без смеха произнести, а она без смеха выслушать ответ:

– Как чего? Испугался, что ты меня выдашь, – сказал он и улыбнулся.

В следующую субботу они отправились на автобусе в Лилль, и в течение всего пути Мария отказывалась отвечать на вопросы Герэ. Она сидела, скрестив руки на сумочке, в потрепанном черном пальто и походила на селянку, собравшуюся в город со взрослым сыном. Выйдя из автобуса, она остановила такси – неожиданная роскошь – да таким привычным жестом, что Герэ только рот раскрыл.

– Улица Онгруа, 23, – сказала она, откидываясь на спинку сиденья.

– Что там на этой Онгруа? – прошептал Герэ.

– Увидишь.

Она устало закрыла глаза, но не смогла спрятать улыбки.

Номер 23 по улице Онгруа оказался расположенным в богатом районе Лилля старинным каменным домом с пышным порталом, гербом на фронтоне, мощеным двором, в который выходила небольшая дверь. Мария открыла дверь, зажгла свет при входе, прошла через комнату и распахнула окно. Герэ очутился в богатой гостиной, обставленной безвкусно и кричаще, в стиле полуколониальном-полудекоративном: черный кожаный диван, лампы «модерн», или бывшие некогда таковыми, большие зеркала, два марокканских пуфа; все в целом было претенциозно и некрасиво, но Герэ, как и Марии, комната показалась роскошной. Она обернулась, и беспокойство в ее взгляде быстро сменилось торжеством, когда она увидела ошеломленное лицо Герэ.

– Ну как? Это теперь наша квартира.

И она потрясла ключом.

– Послушай, это слишком шикарно… – отвечал Герэ, стоя на бордовом ковре и не двигаясь с места.

– Тогда садись. Это русская кожа, но тем не менее это сделано для того, чтобы сидеть. – И она указала на диван.

Герэ осторожно присел, а потом вдруг вытянул ноги, положил их на русскую кожу и, непринужденно покуривая, бросил на Марию взгляд искушенного человека.

– У вас тут недурно, милочка, – произнес он заносчиво. – Не найдется ли у вас глоточка портвейна и чипсов?

Мария, обычно никак не откликавшаяся на шутки Герэ, на этот раз подхватила и ответила с легким реверансом:

– Будет исполнено, сударь.

Она вышла из комнаты, послышался стук дверей, а затем она появилась со стаканом в руке.

– Держи, – сказала она, – это мартини, портвейн будет в следующую субботу.

– В следующую субботу? Ты что, сняла это надолго?

– На полгода, пока Жильбер не сбудет остальное. Но ты еще не все видел… Идем.

Герэ пошел за ней к малюсенькому свежевскопанному садику, затем – в уже приготовленную спальню. Огромная кровать была застелена черным атласным покрывалом, расшитым золотыми нитями, на тумбочках розового дерева стояли две подвижные настольные лампы, в хромированном зеркале туалетного столика отражалась сверкающая ванная комната. Герэ только изумленно озирался.

– Вторую спальню посмотришь после, – сказала она, – а сначала примерь вот это.

Она открыла шкаф, вытащила оттуда что-то темное и бросила ему в руки.

– Это смокинг, – пояснила она. – Себе я тоже купила платье. Мы, помнится, собирались кутить? Так вот, сегодня вечером и отправимся, потом заночуем в нашей новой квартире, утром отоспимся и вечером вернемся в «Глицинию». Идет?

Она говорила тихо и неторопливо, но глаза светились радостью и гордостью. Неожиданно в ней появилось что-то детское.

– Еще бы! – с воодушевлением воскликнул Герэ.

Он держал смокинг перед собой и гляделся в зеркало, задрав подбородок и выпятив грудь.

– Еще бы!.. А потом пусть Мошан всю неделю орет сколько влезет, – я буду думать только об улице Онгруа.