Франсуаза Саган - Слезинки в красном вине (сборник)

– Маменька… – начала девица, – матушка сказала бы…

Она осеклась, покраснела и почти выкрикнула: «Я извиняюсь!» – после чего ускакала прочь одышливым галопом.

«От которого стекла дрожат», – подумал с преувеличением Шарль-Анри. Но преувеличение, видимо, было ничтожным, потому что это бегство вызвало за его спиной знакомый смех, который смолк, лишь когда он обернулся и прижал дальнюю родственницу к себе.

«Лендровер» мчался на полной скорости к третьему лагерю, и сидевший за рулем Вильгельм Ханс, профессиональный охотник, чувствовал странное облегчение. Хотя сэр Глатц и его жена Анна были идеальными клиентами для сафари: молчаливые, вежливые, сдержанные. К тому же заплатили вперед. За десять лет охоты на диких зверей Ханс всякого навидался, но тут робел, особенно перед сэром Глатцем. Все в нем: близорукие глаза, седые волосы и необычайно ловкое тело – Ханс видел, как он выпрыгнул из машины практически на ходу, – смутно тревожило его, как живой анахронизм. Жена была, конечно, моложе, но при этом уже сгорбленная, какая-то уклончивая, еще красивая, быть может, но странная, и они так мало говорили между собой.

«В конце концов, – подумал Ханс, – мы еще ничего не подстрелили, но они же англичане, а у англичан силен спортивный дух, это общеизвестно».

– Остановимся здесь.

Он поднял руку в закатное небо, и две шедшие позади машины остановились, как раз вовремя. Бои тотчас же нарочито засуетились, разбивая палатки, в который раз заставив его улыбнуться. Опять они ломали свою комедию перед туристами, так дорого платившими за то, чтобы их растрясли посильнее. Но переигрывали.

– Хотите выпить чего-нибудь? – спросил Ханс учтиво. – Из-за всей этой пыли вас наверняка мучает жажда.

Сэр Глатц помог своей жене вылезти из машины, скорее механически, чем заботливо.

– Давайте сюда, дорогая, – сказал он. – Сейчас как раз ставят вашу палатку. Сможете отдохнуть.

И опять его жесткий, почти тевтонский акцент резанул Ханса по уху. Но, в конце-то концов, ему плевать. Все эти набитые долларами люди, считавшие себя охотниками только потому, что имели их достаточно, чтобы приобрести хорошие ружья, превосходные билеты на самолет, комфортабельные кемпинги и даже его собственные услуги… все эти люди теперь были ему противны. Как они могут верить, будто дичь можно купить или что она камикадзе?

– Сожалею, – начал он вежливо, – сейчас у нас нет шансов.

Он резко осекся, потому что из-за низкого солнца лоб сэра Глатца пересекла косая тень.

– Видите ли, – сказал Глатц, – мы сюда приехали не совсем охотиться. Моя бедная жена Анна вам это подтвердит.

«Очень хорошо, – подумал Ханс, – должно быть, этот тип просто хочет проветриться, или любит делать фото, или ему осточертел Лондон».

Он улыбнулся, но тот уже продолжал устало:

– Я приехал сюда, чтобы убивать. – Посмотрел Хансу прямо в выцветшие глаза и засмеялся: – …убивать зверей, разумеется. Люди, знаете ли, нынче немного дороговаты.

«Этот англичанин – псих», – подумал Ханс, но, едва не хохотнув, снова испытал какой-то страх, хотя психи ему уже попадались, причем самые разные: мифоманы, импотенты, снобы, лжесамцы, люди с деньгами. Однако этот бронзовый, орлиный, почти чеканный профиль под белыми волосами сбивал его с толку.

– Откуда вы? – спросил Глатц, положив ладонь на рукав Ханса, и тот, к собственному изумлению, вздрогнул.

– Из Амстердама, – сказал он поспешно.

– Давно? Я хочу сказать, сколько вам лет?

Казалось, теперь он говорил рассеянно. Бои поставили палатки, разожгли костер для ужина. В сентябрьской саванне было хорошо, сухо и тепло. Ханс глубоко вдохнул ее запах – животных, травы и болот, который так любил, и улыбнулся своему странному клиенту.

– Я? Ах да, родился в сорок первом.

– Поздновато, – сказал сэр Глатц, – слишком поздно.

Он остановился, посмотрел на свою ногу, обутую в ботинок, потом на сигарету «Кравен», которую держал в руке. Какое-то мгновение казалось, будто он устанавливает отношения между тем и другим, оценивает. Потом бросил сигарету и раздавил подошвой.

– Завтра, – сказал Ханс, не слишком забегая вперед, – отправимся охотиться на слона. Вот увидите, они и в самом деле впечатляют!

– Слишком большие, – возразил Глатц. – Меня впечатляет не сила, а слабость. А вас нет? – И, не дожидаясь ответа, удалился.

В конце концов, Хансу было плевать. Он читал Хемингуэя и Лондона и прочих, но все это не нашло в нем отклика. Он ведь просто делал свою работу, как мог. Ему чуть ли не захотелось объяснить это странному типу. Впервые один из этих проклятых туристов внушал ему чувство вины. Ханс вздохнул и машинально, опасаясь всегда возможного пожара, посмотрел на землю. Сигарета сэра Глатца была так расплющена, раздавлена и вмята в землю, что он слегка попятился. Этот окурок погасила нога человека, обезумевшего от ярости.