Михаил Осоргин - Вольный каменщик

И ещё Егор Егорович понял с неоспоримой ясностью: перед ним сидел не-по-свя-щённый.

Каждый знак зодиака имеет собственную печать. Печать Тельца изготовляется из следующих металлов: медь, железо, олово, золото.

Металлы должны быть сплавлены при вступлении Солнца в знак Тельца, приблизительно около 8 апреля. В ту же минуту нужно награвировать печать, иначе она не будет иметь силы.

При вступлении Луны в десятый градус Тельца надо повесить печать.

По своему свойству печать Тельца есть средство для восстановления половых способностей. Это верное средство и для мужчин, и для женщин. Эта печать также способна открывать глаза носящему её на измену в супружестве. Печать надо повесить так, чтобы она касалась пупка той стороной, на которой изображён знак Тельца.

Повешенная над кроватью, эта печать, подобно печати Скорпиона, есть верное средство от клопов.

Зевнув так, что дальнозоркий, заглянув ему в рот, мог бы увидать внутреннюю оболочку пятки, Егор Егорович захлопывает книжонку по высшей магии, оказавшуюся вздором, и переводит глаза на пакет, доставленный ещё днем из магазина белья на имя мадам Тэтэкин. Нужно будет завтра же переслать Анне Пахомовне. А что тут такое? Чтобы не портить верёвки, он старательно распутывает её узел искусной работой ногтей. Отличная упаковка! Конечно, что-нибудь дамское. Из внутреннего пакета выпадает эфирное и напоминающее запон вольного каменщика, но из гораздо более лёгкой материи и без завязок; рассмотреть внимательно Егор Егорович стесняется. Нужно будет послать образцом без цены; вероятно, Анна Пахомовна заказала и не дождалась.

Перейдя в спальню, Егор Егорович медлительно раздевается и ложится с узаконенной правой стороны обширной постели. Левая сторона девственно пуста. Чёрная магия наводит тоску, но и о конторских делах думать скучновато. Лето идёт к концу, будет приятно, очень приятно, когда с наступлением осени возобновятся братские встречи. Дело тут не в выработавшейся привычке, а в притягательной силе общения посвящённых. Да, посвящённых! Казалось бы, — что мне до этих людей, в профанском мире совершенно чуждых, живущих своими крохотными интересами, копошащихся в суете быта? Но стоит встретиться с ними в колоннах Храма, услыхать знакомые условные слова, наполнить эти слова желаемым значением, — как по волшебству проясняется мирская муть, рождается в душе чистая приязнь, жажда соборного строительства, вера в идеал и потребность истинного Делания. В глазах непосвящённого это только самообман, игра в чувства и благие побуждения. Ой ли? Всё ли мы знаем? Не источает ли лучезарная Дельта подлинные лучи благости, не направляют ли символы и разум и чувство на более верные пути, чем сделает это наимудрейшая книга?

Ещё думает Егор Егорович, докуривая последнюю папиросу (Анна Пахомовна не допускала курения в постели):

«Надо будет повидать брата Жакмена; в последнее время сдал старик, прихварывает; но духом бодр. Приятный человек аптекарь; на вид грубый, а сердце отличное. Брат Дюверже тоже милый человек. Да и страховой агент, в сущности, отличный человек и очень толковый руководитель ложи. Большинство братьев — порядочные и симпатичные люди. Есть двое-трое не совсем приятных; строго говоря, без них было бы проще и уютнее. Например, — Анри Ришар. К ложе равнодушен, да и человек, по совести, неподходящий, довольно дрянной человек, и непонятно, чем он так понравился Анне Пахомовне. Пошловатый любезник и не прочь сжульничать. Ну, Анне Пахомовне развлеченье, она мало видит людей, а вот не повлиял бы он плохо на Жоржа, Жорж мальчик восприимчивый, а личное влияние хуже всяких „Забав Марианны“».

Мысль Егора Егоровича берет алле-ретур и переносится временно в курорт на парижском пляже, где он видит Жоржа в новых панталонах и теннисных туфлях, а рядом Анри Ришара в каком-нибудь безвкусном пиджачке наглого цвета. К сожалению, тут же Анна Пахомовна. Вообще все эти курорты — плохая школа воспитания («Мосье, если вас не забавляет быть рогатым…»). Анна Пахомовна рождается из морской пены в одном из чрезвычайно предосудительных костюмов, изображаемых летними иллюстрированными журналами. Она не замечает, что это смешно в её возрасте, — и Егор Егорович болезненно за неё морщится. Куча народу купается вместе, и Жорж приучается пялить глаза на женскую наготу. Бог знает, что делается на этих дешёвых курортах; разные бабёнки флиртуют вовсю («Мосье, если вас не забавляет…»). Девчонки подражают взрослым греховодницам, а пожилые женщины корчат из себя несовершеннолетних и мотаются оголёнными телесами перед узколобыми спортсменами и нахальными жеребцами типа Анри Ришара («Мосье, если вас не забавляет быть рогатым, то поспешите обратить внимание на поведение вашей жены…»).