Михаил Осоргин - Вольный каменщик

«Любя, — да ещё как любя! — клял свою голубую тюрьму» [8] Осоргин Мих. Из маленького домика. Москва 1917–1919. <���Рига>, 1921. .

Часто писал о своей тоске, мечтал об одном — вернуться в Россию.

В 1916 г. Осоргин приехал в Петроград, и хоть жил на полулегальном положении, все же побывал в Москве, в Перми, на Западном фронте. Сотрудничал в крупнейших русских газетах и журналах, стал организатором и первым председателем Союза журналистов, товарищем председателя Московского отделения Союза писателей. Принимал участие в разборе материалов московской охранки, выпустил книгу «Охранное отделение и его секреты» (1917). В издательстве «Задруга» вышли две его первые беллетристические книги: «Призраки» (1917) и «Сказки и несказки» (1918).

Октябрьской революции не принял, 26 октября 1917 г. была опубликована его статья «Драться так драться». «Нам не приходится учиться сопротивлению: оно нам хорошо знакомо» [9] Власть народа. 1917. № 152. 26 октября. , — писал Осоргин. А сопротивляться мог одним — словом. Писал ярко, резко, с присущим ему даром предвидения:

«Каждый прочтет иначе слова „позор России“, и каждый прибавит: „Не я, не мы, а они её опозорили“, и каждый захочет быть правым, и никто, никто не будет прав. И даже история долго не сумеет найти ключ позора, вскрыть тайну нашего безумия» [10] Осоргин Мих, Из маленького домика. Москва, 1917–1919. <���Рига>, 1921. .

Возможностей для работы становилось все меньше, одну за другой закрывали газеты. Осоргин вспоминал, как из разгромленной редакции вышли солдаты, оставив запах шинелей и бумажку:

«Газета Наша Родина Пропуску нет Задерживано» [11] Осоргин Мих, Задерживано/Наша Родина. 1918. № 15. 23 мая — 5 нюня. .

В августе 1918 г., когда была «задерживана» вся вольная печать, Осоргин и несколько его товарищей открыли Книжную лавку писателей, ставшую своёобразным писательским клубом: здесь собирались члены Религиозно-философского общества, проводились заседания италофильского кружка «Студио Италиано». здесь возникло своёобразное рукописно-автографическое издательство.

В голодном 1921 г. Осоргин принял активное участие в работе общественного Комитета помощи голодающим, в который вошли крупные писатели, учёные, врачи, специалисты по сельскому хозяйству, кооператоры, толстовцы, имевшие опыт борьбы с голодом, и многие другие. В отличие от неповоротливых и не пользующихся авторитетом государственных образований Комитету удалось быстро развернуть работу, наладить международные связи. Это было воспринято как удар по престижу власть имущих, и через пять недель по приказу Ленина участники Комитета были арестованы. Осоргин отметал подозрения о политических целях членов Комитета:

«Совесть не позволила нам остаться зрителями в такой страшный момент народного бедствия (…). Одно жалко, что мы не продержались дольше и не смогли спасти хоть тысячу, хоть сотню лишнюю людей от смерти и людоедства (…). И история, если она беспристрастна, многое простит большевикам, а этого не простит» [12] Осоргин Мих, Тем же морем/Современные записки. 1922. № 13. .

Два с половиной месяца провел Осоргин во внутренней тюрьме Лубянки, затем его, совершенно больного, отправили в ссылку в Царевококшайск, но доехать туда он не смог, разрешили остаться в Казани. Надолго остались в памяти впечатления казанской зимы 1921–1922 гг.: аресты, голод, нищие, умирающие дети.

Весной 1922 г. Осоргину разрешили вернуться в Москву, а летом, был объявлен новый приговор: высылка из страны, в случае невыполнения — расстрел. Высылали на три года, но с устным разъяснением: «То есть навсегда». Причина не объяснялась, но она была ясна: подозревался в инакомыслии.

«Я чувствовал себя дома на берегах Камы и Волги, в Москве, в поездках по нашей огромной стране, в местах работы, ссылках, даже в тюрьмах; вне России никогда не ощущал себя дома» [13] Осоргин Мих. времена. Париж, 1955. С 185. , — писал Осоргин в итоговой книге «времена». М. А. Алланов вспоминал не раз повторенные слова Осоргина, что добровольно он Россию никогда бы не покинул. Думал ли он о возвращении? Да, постоянно. В первые годы надеялся на перемены в России, мечтал печататься на родине, размышлял о «духовном возвращении», о «духовном слиянии» [14] Осоргин Мих. Требуется ланцет/Последние новости. 1925. № 1691. 28 октября. , о единстве русской литературы. Со временем поддерживать связи с Москвой делалось все труднее его статьи о советской литературе, столь частые в двадцатые годы, публиковались все реже, оценки становились все суровее. В 1935 г. был сделан вывод: