Мужчина Z (буднично). Марта, мне совершенно все равно, что с тобой будет. Я устал.
Марта. Прощай.
Жена Мужчины Z (поет). Прощай! И ничего не обещай, и ничего не говори, а чтоб понять мою печаль, в пустое небо посмотри-и-и…
Марта (кладет трубку, тихонько напевает). Ты помнишь, плыли в вышине, и вдруг погасли две звезды, и лишь теперь понятно мне… О-о! Что это были я и ты!
Марта плачет, Ясухиро обнимает ее.
Марта. Я завтра уеду…
Ясухиро. Скоро я работать в Россия. Забрать тебя в Москву. Ты учить в университете. Я работать. Купить машина, квартира. Мы ездить в Швейсария и Париж…
Марта. Я завтра уеду.
Ясухиро. Мы пожениться, жить в Москве. Я не хочу жить в Японии, у нас все очень дорого и невесеро. В России все весеро.
Марта. Я завтра уеду!
Ясухиро (будто не слышит ее). У нас все будет хорошо, и ты забудешь своего свинью.
Марта. Свою.
Ясухиро. Как?
Марта. Свою свинью. Свинья в русском языке женского рода.
Ясухиро смеется. Марта тоже смеется.
Марта плачет. Снова протягивает руку к телефону. Ясухиро прячет телефон за спину.
(Поет.) Ты помнишь, плыли в вышине, и вдруг погасли две звезды, и лишь теперь понятно мне, что это были я и ты…
Владимир Жилин
Знатоки заката
Жилин Владимир Маркович родился в Чернигове в 1933 году. По профессии учитель. Первая публикация — в «Дне поэзии» за 1973 год (с предисловием Бориса Слуцкого). Автор трех лирических сборников, изданных в Москве, Краснодаре и Майкопе. Живет в Краснодаре.
Паводок
Шли краешком обрыва пацанята,
и глина обвалилась под одним.
Никто и ахнуть не успел: над ним
Кубань-река клубилась бесновато.
Я с этой болью дожил до седин.
Несла коряги бурых вод громада.
В семью и школу нет ему возврата —
навек водоворот усыновил.
В последний раз, усильем страшным самым
сил исполинских одолев разгул,
на миг он божий свет себе вернул,
захлебываясь, вынырнул из ямы: —
Меня искать, — он крикнул, — будет мама,
скажите маме: Алик утонул.
* * *
Когда костер ограбил темноту
и золото рассыпала гитара,
внизу, в ущелье, речка перестала
болтать про лебеду и белену.
И ни к селу пришел на память сон:
еще до детства и советской власти
сом двадцатипудовый, спутан снастью
в телеге, хвост тащил за колесом.
…И то, как щедро горестные дни
Господь нам по привычке стародавней
отчислил, ибо горсткой в мирозданье,
как эти искры, кануть мы должны,
доказывая мраку, что он мрак,
что есть резон и в нашем кратком действе,
что организм — он выпить не дурак
всю эту ночь с галактиками вместе.
Знатоки заката
Когда весь год во сне маевку видишь
и в руку сон — ты вырвался из пут
ползучих неурядиц, и автобус,
малыш «Кубанец», рюкзаками полный,
улыбками, хорошими глазами,
словами: Фишт, Папай и Тхамаха —
везет тебя и все твое семейство
уже по грунту, к черту на рога
зеленые, вернее, на отроги,
где речку непременно звать Бизепс,
а то и Шебш или, короче, Иль,
и в чистоте речушки сохранили
гортанный адыгейский говорок,
им испокон присущий, — и тогда…
Так нет же, легендарный неудачник!
Не зря тебя один фотоделяга
по прозвищу Худой, тревогу пряча
под шуткой, умолял не затевать
маевку, ибо тут же непогода
тебе свинью подложит и попутно
испортит праздник городу и краю!..
И вот вам здрасьте — ливень нас накрыл.
Он шел, как падишах, потом ударил.
Скажите, что мне оставалось? Я
стал убеждать себя, что я не я,
чем думал мирозданье одурачить,
и это очень насмешило солнце —
тут ливню и каюк!.. Под Тхамахой
мои друзья, сплошь горные туристы,
с большой любовью, профессионально,
разбили пять палаток и распяли
на небе, на деревьях, на распорках в
о всю огромную прозрачность пленку
с откосами, на случай рецидива
грозы. Тут в землю вколотили мы три пары
рогаток, с ними репшнуром сроднили
ореховые прутья — стол готов.
И женщины поставили на стол
в помятой алюминиевой кружке
три пламенных тюльпана для начала.
Тюльпаны эти! Все-то их хозяйство
умно, добротно, будь то темный зев,
тычинки, пестики или пыльца златая.
(В эвакуации, я помню, видел
такой же крепкий, аккуратный быт
у немцев, выселенных из Поволжья
в Киргизию.) Вообще-то я не знал
нескомканного детства — не оно ли
теперь явилось и перехватило горло?..
Весьма смотрелся издали наш лагерь:
ни дать ни взять — космический поселок
в утробе зелени. И Шебш браслетом.
И посреди пейзажа три тюльпана.
О чем же завели свой диалог
на редкость басовитая лягушка
с кукушкою — о чем?.. Одна гора,
как выяснилось, сильно сокращала
наш световой быстротекущий день —
и поступала правильно: закат
из-за нее досрочно начинался,
а были мы заката знатоки.
Читать дальше
