Он отметил ЕГО крестом.
Похороны отца. Вот он сам, вот мама, вот сослуживцы из конторы. Мать настояла на оркестре, и подвыпившие музыканты часа три подряд исполняли бесконечный, чахоточный мотив на расстроенных инструментах. Мать некрасиво кривила лицо, но не плакала, ее мысли были явно далеко – рядом со средним сыном, который не приехал на похороны, так и не простив покойному отцу слова «неудачник». Его отсутствие было очень заметно, ведь он жил в том же городе. Зато ТОТ ЧЕЛОВЕК приехал – как всегда, неизвестно, по чьему зову и неведомо откуда.
Он отметил крестом ТОГО ЧЕЛОВЕКА, частично захватив и руку матери, которую тот как раз поднес к оттопыренным губам. Поднялся, подошел к открытому окну. Поезда, шедшие до того почти беспрерывно, вдруг исчезли. Из белого домика вышел стрелочник и встал у путей, криво расставив ноги в сапогах. Сгорбился, закурил. Вытащил из-за голенища флажок и выставил его вперед. Прошел пассажирский поезд, и освещенные окна вагонов вдруг так радостно просияли на желтом закатном небе, что он, забыв о болезни, нечаянно глубоко и блаженно вздохнул. Тут же скорчился, обнял себя за грудь, пополз к постели, отдышался, прижимая к губам скомканные семейные фотографии.
«Поезда, поезда… Больше мне никуда не поехать. Я хорошо держался у стойки портье. Стоял твердо, не кашлял, сказал, что проживу здесь пару дней. Тот не заметил, что я умираю. Что мне нужен только ключ от номера, но не билет на поезд, который он предложил заказать. Что этот номер станет моим депо, конечной станцией. Что я устал бежать…»
Следующая фотография. На снегу – растоптанный ельник, алые гофрированные гвоздики. После, оставшись один, он, задохнувшись ледяными комками боли и морозного воздуха, грыз эти цветы, вытаскивая зубами длинные белые основания ярких лепестков. А после брел к воротам, мучительно выискивая на дорожке гладкие, крепкие следы ТОГО ЧЕЛОВЕКА рядом с узкими следами брата. На похоронах матери были всего трое – он, брат и ТОТ.
Он так нажал на карандаш, что проткнул глянцевую бумагу.
Глядя на последнюю фотографию, на двоих людей, стоящих в ограде новенькой могилы, он брезгливо и зябко вздрогнул, как всегда, когда ему вспоминалось, как крепко и упорно держал его за руку ТОТ ЧЕЛОВЕК, словно опасался, что последняя жертва убежит.
Он поставил крест и отшвырнул в сторону снимки. Темнело. В дверь деликатно постучались, но он не ответил. Это звали к ужину, а есть он не хотел и не мог. Он был почти счастлив, впервые за долгие годы, потому что ему все-таки удалось сбежать от ТОГО. «Значит, я умру здесь, – подумал он. – И ТОТ не найдет меня. Я убежал слишком далеко, менял поезда, делал пересадки. МЕНЯ он хоронить не будет!»
Сумерки заполнили комнату, и единственным светлым пятном в ней оставалось большое зеркало, висевшее напротив кровати. Словно слепой глаз, покрытый бельмом, оно смотрело на худого человека, корчившегося на смятой постели.
Внезапно он подскочил и вытер испарину со лба:
– Дверь? Кто отпер дверь? Ведь я не отпирал!
Но дверь отперта, он видит это, и там, в дверном проеме, где видна столовая, сидит вся его семья. Мать, отец, братья, сестра и обе тетки. Они ужинают, деликатно постукивая ножами и вилками, тихо переговариваясь между собой. Родители о чем-то совещаются, братья спорят – оба собирают марки и никак не могут договориться о том, какие серии предпочесть. Тетки сосредоточенно жуют, тряся морщинистыми зобами и кружевными жабо. Сестра задумчиво улыбается, накручивая на указательный палец густую прядь русых волос. Один прибор пуст. Кого-то ждали, но начали ужинать без него.
– Меня! – он встал с постели, сделал шаг. – Я всегда приходил последним!
Он бросился к двери, но натолкнулся на невидимую преграду.
Однако его заметили, все сидевшие за столом обернулись. Мать сдвинула брови, отец качнул головой, тетки, вздрогнув, снова принялись жевать. Братья засмеялись, а сестра ласково поманила его к себе, указывая на пустой прибор.
В глубине столовой открылась дверь, и вошел ТОТ ЧЕЛОВЕК.
– Нет!
ТОТ бесцеремонно подсел к сестре, положил на колени накрахмаленную салфетку, взял вилку и нож.
– Нет!
Он сделал рывок, пытаясь войти в столовую, и откуда-то издалека услышал звон бьющегося стекла. Ему удалось преодолеть невидимое препятствие как раз в тот миг, когда сестра любезно передала ТОМУ ЧЕЛОВЕКУ масло и хлеб. Он все-таки успел.
* * *
– Жилец не выходит вторые сутки, а номер оплачен до…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу