Кемаль продолжает грозить союзникам войной и в конце концов добивается желаемого. Восточная Фракия все же будет турецкой. Многочисленное греческое население ее покидает, происходят обычные душераздирающие жалостные сцены, обычные смерти в пути, и лишь через много лет здесь поселятся турецкие беженцы из Болгарии и Греции, тоже совершившие долгий и тяжкий переход из родных мест.
История начинается заново. Лишается власти опасный Ллойд Джордж, теряет должность Уинстон Черчилль. Мустафа Кемаль начинает строительство абсолютно новой страны. Он упраздняет султанат, а затем халифат, учреждает светскую конституцию. Меняет арабский алфавит на латинский, чем неумышленно создает ситуацию, когда в будущем практически ни один историк не сможет разобраться в беспорядочных архивах, оставшихся с османских времен. Он устанавливает равные права для женщин, запрещает ношение покрывал и фесок. Создает промышленность. Кемаль дает ход событиям, которые должны привести к либеральной демократии западного толка после его смерти (когда, рассуждает Кемаль, сам он, вероятно, автоматически утратит интерес к сохранению личной власти).
Мустафа Кемаль подписывает Лозаннский мирный договор, где одно условие гласит: почти все турецкие христиане, независимо от родного языка, будут перемещены в Грецию. Согласно другому условию, почти все греческие мусульмане, греческого или турецкого происхождения, независимо от родного языка, будут выдворены из Греции и отправлены в Турцию. Критерии явно религиозные, а не этнические, все делается ради предотвращения раздоров и мнится хорошей идеей, если не брать в расчет, что речь идет о невинных людях.
Позже в Турции это назовут «демографической катастрофой», поскольку христиане умели управляться с делами. Турки — солдаты, крестьяне и помещики, а христиане — торговцы и ремесленники. Эта потеря на десятилетия задержит восстановление экономики.
В Греции это назовут «малоазиатской катастрофой». Перемещенные вечно будут ощущать, что их своевольно вышвырнули из рая. В Грецию прибыло полтора миллиона человек, создав величайшие трудности для правительства, которое пыталось их разместить и приобщить к жизни. Люди принесли с собой свои образование, опыт, таланты, свою тоску и музыку, названную потом «рембетикой» [114] Рембетика (от греч. «рембетис» — отщепенец, забулдыга) — музыкальный стиль городского фольклора.
. Еще они принесли с собой крайнюю нужду и осознание несправедливости, которые, возможно, как ничто поспособствуют подъему в Греции коммунистических настроений, а те, в свою очередь, приведут к гражданской войне.
Во все районы Турции, где есть христианские общины, присылаются комиссии. Их задача — оценить стоимость имущества; имущество вышлют вперед, либо беженцам выплатят компенсацию по прибытии. Однако транспорта нет, ибо после военного десятилетия его у Турции просто не осталось, и вещи отправить невозможно. Для многих беженцев все обернется очередным маршем смерти.
В Эскибахче приезд комиссии большого впечатления не производит. Здешние турки и греки-христиане еще недавно спокойно жили под итальянской оккупацией, у них почти нет горького осадка от войны с Грецией. Они по-прежнему считают себя оттоманами, а Мустафу Кемаля — верным слугой Султана. Многие еще носят давным-давно запрещенные тюрбаны.
Тонким ручейком стекаются домой уцелевшие на войне. Чуть ли не ежедневные празднования неизбежно проникнуты затаенной глубокой печалью. Вернувшиеся солдаты узнают, что мать или отец давно умерли, а братья погибли. Поля заросли, скотина сгинула, дома обветшали. Семьи в отчаянной надежде ждут сыновей, но время идет и идет, и все яснее, что они потеряны навсегда. В городе полно калек. Возвращается Каратавук — возмужавший, статный, уверенный в себе и увешанный наградами красавец, и в доме Искандера царит безудержная радость. Нермин не переставая плачет от счастья, а Искандер, лопаясь от гордости, рассказывает сыну, что тоже славно повоевал, гоняя с Рустэм-беем бандитов. С ружьем от Абдула Хрисостомоса они отправляются на охоту. Каратавук с братом убивают по оленю, Искандер промахивается. Каратавук уверяет отца, что дело в негодном патроне, и при следующем выстреле нарочно мажет.
В жутком состоянии возвращается Ибрагим. У него так трясутся руки, что он не может удержать стакан. Кажется, он до смерти боится матери и сестер, забивается в угол и заслоняет лицо локтем. Филотея еле сдерживается, чтобы в восторге не помчаться к нему, но вскоре в доме Харитоса появляется Али-кривонос и говорит, что свадьбу явно придется отложить. Он предлагает освободить семью от данного обещания, но, когда мать об этом заговаривает, Филотея с негодованием отвергает эту идею и яростно готовит приданое. Али говорит, что Ибрагим истощен и очень болен, но скоро по городу расползается слух — парень наполовину спятил. Дросула передает сплетню подруге, и Филотея приходит в такое бешенство, что тема больше никогда не поднимается. Филотея понимает, что на смену одной беде пришла другая, вот и все. Она вспоминает все встречи с Ибрагимом, думает о них постоянно. Вскоре Дросула и Лейла-ханым только делают вид, что слушают эти путаные, бессвязные рассказики. Тоска по прошлому сжирает Филотею, как рак. Кажется, все ее историйки начинаются одинаково: «Однажды я пошла собирать дикую зелень…». Она даже мельком не видит своего нареченного, хотя он от нее всего в нескольких шагах.
Читать дальше