Луи де Берньер - Бескрылые птицы

Франки вернулись через месяц, а за это время Много чего произошло.

Во-первых, всех сбила с панталыку новость: некоторые франки за нас. Мы-то опирались на поговорку «Черного кобеля не отмоешь добела», ан нет — оказалось, есть франки, что поддерживают «дом ислама», а не «дом войны» [68] Согласно исламской теологии, конечная цель мусульманской религии — победа ислама на всей земле. Каждой части мира дано название, отражающее текущее состояние дел и положение в ней мусульман: дар аль-ислам — дом ислама, дар аль-харб — дом войны, дар аль-хунда — дом покоя, дар аль-ахад — дом перемирия, дар аль-курф — дом неверных, дар аль-дава — дом приглашения, дар аль-дамн — дом безопасности. Существует и грубое подразделение на две части: исламские страны — дом ислама, все остальные — дом войны. . Назывались они «немцы» и, что самое удивительное, были христианами. Их император объявил себя защитником мусульман, и немцы дали нам новые линкоры вместо тех, что зажали франки, называвшиеся «англичане». Я знать не знал, что франки бывают разные, и до сих пор не понимаю, почему немецкие франки сражались вместе с нами, а нашим христианам это запрещали. Еще непонятнее, что эти немецкие франки считались великой державой, и один такой франк по прозванию Лиман фон Сандерс нами командовал и был у нас за самого главного генерала. Иногда он со своими адъютантами разгуливал по позициям, а то разъезжал на лошади, часто не в своей, а в турецкой форме. У нас было полно офицеров из немецких франков, которые советовали и приказывали нашим турецким командирам, общаясь с ними не по-немецки и не по-турецки, а на другом языке франков, называвшемся «французский». Я вас совсем запутаю, как запутались мы сами, если скажу, что французы, придумавшие этот язык, были среди напавших на нас врагов, это их мы прозвали «танго». Мой лейтенант по имени Орхан объяснил, что говорит с немецкими офицерами по-французски, потому что это язык всего цивилизованного мира.

Во-вторых, со мной весьма круто обошлись из-за писем к матери и запретили их писать.

Никто не ожидал, что найдется солдат, умеющий писать, и я попал под подозрение. Однажды утром после молитвы, когда я собрался заступить в наряд, меня вдруг схватили двое из военной полиции и потащили к командиру роты. По дороге они меня били, пинали и ударили прикладом. Военную полицию все ненавидят, а она терпеть не может настоящих солдат. От двух дюжих полицейских с тупыми мордами несло водкой. Когда меня притащили к командиру, мое лицо было в крови, и я не смог подойти строевым шагом из-за разбитой коленки.

Я отдал честь, а командир роты пошуршал бумагами на столе и сказал:

— Вольно.

Потом уточнил мое имя, взвод и, показав мое письмо, спросил:

— Это ты писал, рядовой Абдул?

Я взял письмо, просмотрел и ответил:

— Это мое второе письмо к матери.

— Прочти, — велел командир.

Мне не хотелось, ведь письмо предназначалось маме, но я сообразил, что не подчиниться приказу командира нельзя, и стал читать:

«Дорогая мама, я опять сижу под грушей, а все вокруг еще красивее, чем прежде. Душа моя еще больше очарована прелестью этого края…»

Ну и все в таком роде. Мысль о маме меня вдохновляла, и те строки получались ласковее нынешних, о плохом я не писал, чтобы ее не тревожить. Я прочитал до конца, испытывая жгучий стыд, что приходится выставлять личное перед чужими людьми, и отдал письмо майору.

— Откуда нам знать, что здесь об этом? — спросил он.

— Там это написано. — Я показал на листок.

— Буквы-то греческие.

— Но слова турецкие.

Командир посмотрел на меня:

— Недавно греки с нами воевали и запросто могут снова напасть. Во Фракии они творили чудовищные дела. Я знаю, был там. Видел выпотрошенных и распятых детей. Нам тут греки не нужны, особенно в армии. Кругом шпионы.

— Я не грек.

— Ты не христианин?

— Мусульманин, господин майор. Я правоверный.

— Ротный имам тоже уверяет, что ты мусульманин, но ведь прикинуться нетрудно. Как ты объяснишь письмо?

— Это письмо к моей матери, господин майор.

— Да, да, письмо к матери, но почему на греческом?

— Это не греческий, господин майор, — повторил я. — Это турецкий, только буквы греческие. Друг меня научил, потому что мне очень хотелось научиться.

— Ну и что ж получается? — спросил майор, ни к кому конкретно не обращаясь.

Тут лейтенант Орхан, стоявший чуть сзади, подался вперед и сказал: