Луи де Берньер - Бескрылые птицы

Конвоиры прикинули: кажется, мужик и впрямь знает губернатора и вполне сможет устроить им забивание камнями. К тому же появление аги и возникшая перепалка напрочь остудили их садистский раж, сбив весь настрой.

По лицам конвоиров Рустэм-бей понял, что победил, и властно приказал:

— Возвращайтесь к своим! — И обратился к девочкам: — Оставайтесь здесь, пока я не вернусь.

В сопровождении растерянных, насупившихся конвойных он подъехал к толпе, взглядом отыскал Левона и поманил. Нагнувшись с седла, Рустэм-бей прошептал:

— Я спас твоих дочерей. Но всех спасти не могу.

— Сберегите их, Рустэм-бейэфенди, — сквозь слезы попросил Левон, целуя его руку.

— Честью клянусь, — ответил Рустэм-бей.

К вечеру измученный и пропыленный ага добрался до города. Его все еще потряхивало от своего немыслимого героизма. Он не мог забыть найденные на дороге трупы забитых насмерть стариков, которых знал с детства. Несчастные девочки быстро обессилели; пришлось усадить их рядком на изможденную лошадь. Дома Рустэм-бей отправил сестер на женскую половину, а сам обиходил лошадь, ибо останки всех его конюхов уже давно разлагались в сырой земле русского фронта.

Благородно преодолев первоначальную ревность и подозрения насчет мотивов аги, Лейла-ханым вымыла и надушила сестер, переодела в новое и заставила немного поесть. До поздней ночи она под аккомпанемент лютни грустно пела полузабытые греческие колыбельные, а перепуганные девочки жались друг к другу и дрожали.

Нермин всполошилась — вдруг теперь сыновья не вернутся? Дни шли, тревога все разрасталась, и она, не выдержав, решила повидать подругу.

На задах дома Поликсена ломала хворост для жаровни. Она уловила смущение гостьи, постеснявшейся сразу обращаться с просьбой. Та не знала, куда девать глаза, и крутила в руках горшочек, засовывая в него пальцы. По горшочку-то Поликсена и догадалась, зачем пришла Нермин, но немного помучила ее и лишь потом сказала:

— Да говори же, чего тебе надо! Ну, в чем дело?

— Ох, Поликсена! — решилась Нермин. — Я доела оливки, что ты дала мне на счастье. Съедала по одной в день, как ты велела, все было хорошо, но вот съела последнюю, и теперь боюсь, что удача сгинет и сыновья не вернутся. Ужасно неловко, в жизни бы не попросила, но… нет ли у тебя еще? Мне неймется. И вот, возвращаю Искандеров горшочек, как ты просила.

Поликсена рассмеялась:

— И это все?

Она вошла в дом, доверху насыпала горшочек оливками и, отдавая его подруге, сказала:

— Как христиан забрали в трудовые батальоны, от Мехметчика ни весточки.

У Нермин набежали слезы.

— Счастливых оливок хватит нам обеим?

— Молись о хорошем урожае, — ответила Поликсена.

Женщины обнялись, и Нермин пошла домой. На ходу она съела по оливке за каждый пропущенный день.

Энвер-паша, молодой, респектабельный, красивый и энергичный муж племянницы Султана, с наполеоновским размахом замышляет явные провалы. Мустафа Кемаль уже притормозил исполнение одного безумнейшего плана — послать через Персию в Индию три полка и взбунтовать тамошних мусульман. С той же целью Энвер направляет в Афганистан человека, абсолютно не сведущего в организации мятежей, и тот возвращается, щедро одарив золотом афганских военачальников, которые затем таинственно исчезают.

Теперь Энвер желает атаковать Россию. Он давно мечтает расширить империю на восток и никогда не расстанется с этой мечтой, которая станет главной причиной поражения в войне. Вдобавок Энвер требует немедленного наступления на юге.

Генерал Лиман фон Сандерс резко возражает против восточной кампании, поскольку требуется долго готовить, переоснащать и укрупнять части, но Энвер лично возглавляет поход и бодро движется к России через Кавказские горы. Высота три тысячи метров, температура — 26°, местами глубина снежного покрова шесть метров, все время идет снег. Большинство солдат замерзает насмерть, остатки армии русские разбивают под Сарикамишем, а 10 000 человек, которым удалось вернуться, сметает тиф. Бедствие невообразимых размеров.

На юге атакована восемнадцатитысячная армия, которая движется через Синайский полуостров и Суэцкий канал. Шести сотням удается пересечь канал, но им противостоят англичане. Египетские мусульмане не бунтуют против колониальных хозяев, генеральный план неизбежно рушится. Армия возвращается в Палестину; на перекличках в ней насчитывается на три тысячи человек меньше. Англичане энергично укрепляют линии обороны Суэцкого канала, он надолго становится неприступным.