Юрий Морозов - Если бы я не был русским

— Ты был крут сегодня, — сказала ему после концерта одна клёвая герла с ногами такой длины, упитанности и стройности, что Волков её сразу узнал.

— А, Крыса. Я вообще крут. Только ты этого не замечала.

С Крысой он познакомился год назад в другой поездке во Владивосток, организованной местными комсомольцами, вся деятельность которых в последнее время свелась к соответствующему приему рок-звёзд из столичных городов. Комсомольцы возили пиво в канистрах и красную рыбу на флэт, где их поселили у местной рокерши Нэлли, и, установив на флэту видик, бесперебойно подкрепляемый свежей порнухой и боевиками, подсовывали разных молодых тёлок. Подсунули и Крысу. Крыса была металлисткой, но металлисткой с очень миловидным лицом, прозрачными умными глазками и потрясающе красивыми ногами. Всё остальное у неё тоже было в полном порядке, но ноги…

В тот вечер, когда она появилась, было особенно весело. Во Владик прибыла из Питера ещё одна команда лихих музыкальных бойцов, и на флэту происходило братание обеих команд с участием местного, в основном женского населения. Волков от бардака подальше удалился в комнату Нэлли, где она читала ему собственно-душные стихи и никому из рокеров не давалась, так как считалась, как он мельком услышал от кого-то, закоренелой лесбиянкой. Посреди чтения за стеной вдруг раздался страшный грохот, зазвенела разбиваемая посуда, захрустела растаптываемая мебель.

— Спокойно, — сказал Волков Нэлли, — это ненадолго.

И действительно, не прошло и получаса, как всё кончилось. Ругань, как всегда, началась с поношения оператора за плохой звук, потом перекинулась лесным пожаром на гитаристов из-за разногласий в постановке рук при забивке косяков, потом сцепились барабанщики по поводу какой-то Виктории, которая «кому-то дала, а кому-то нет». Всё, как обычно, но равновесие шавочьего потявкивания испортил пацифиствующий директор второй группы по кличке Хиппи-бюрократ, который в ответ на чьё-то колкое словцо о причинах его пацифизма внезапно с воплем подпрыгнул, как ужаленный, выше человечьего роста и двумя грязными пятками в дырявых носках положил на землю сразу двух оппонентов.

Когда Волков и Нэлли прекратили занятия поэзией, всё благополучно закончилось и братание продолжалось с новой силой, хотя кое у кого появились фингалы и распухшие носы, а пол был усыпан осколками корейского фарфора, которым так гордилась Нэлли в начале их знакомства. Был ещё кое-какой пустяковый беспорядок вроде двух растоптанных стульев, сломанного торшера и раздавленного журнального столика, выбитого окна и следа на стене от разбитой бутылки красного вина, но волковский басист Андрюха на пару с басистом из соперничающей команды уже втаскивали в дверь два ящика водки, и пошёл пир горой. Нэлли, с горя принявшая на грудь два стакана водки подряд, плюнула на свою лесбиянью закоренелость и удалилась куда-то во тьму сразу с двумя сексуальными надеждами из обеих команд. Кто-то из гостеприимных комсомольцев побежал за свежими тёлками на подмогу.

Бардак раскручивался по своей обыкновенной гастрольной спирали, и в чаду этого Валтасарового греховодища возникла и затмила всех своей ножной фактурой Крыса.

Волков её не неволил и ничем особым не привечал. Она сама залезла к нему в постель на исходе бурной ночи, а когда он, возбуждённый ею и общей культурно-комсомольской атмосферой, попытался ею овладеть, она не далась, сообщив, что ещё девственна и пока что хочет такой и остаться, но очень любит рок и рокеров.

Тогда Волков изрёк, что девушка всегда сможет сделать мужчине приятное, даже оставаясь и впредь девственницей, и стал толкать её вниз, туда, к началу начал. И она поддалась и стала делать это приятное, но так неумело и неодушевлённо, что он прекратил её мучить и, тесно прижавшись к ней сзади, внезапно крепко уснул. Наутро её в постели не оказалось.

С фанами и Крысой в автобусе подъехали к камчатской Синг-Синг. «Ну что, попробуем?» — спросил кто-то из провожавших. Волков и законно живущие прошли к себе в номер, а один из устроителей концерта занял интересным разговором гостиничную охранительницу высоких моральных принципов совмолодёжи. Тем временем Андрюха открыл окно на первом этаже, в которое забрались страждущие культуры камчадалы и, выйдя из комнаты на первом этаже, быстро перебежали на третий этаж в комнату Волкова и Вадика.

Полночи пили и тихо тренькали на гитарах. Волков, возбуждённый насильственным выходом в астрал и шумным концертом, никак не мог успокоиться и, когда наконец стали ложиться спать, лёг с Крысой, шаря по её шуршавшим под руками, как змеиная чешуя, колготкам, по развившейся, но всё ещё девичьей груди.