Последняя работа Мих. Лифшица.Эстетика Гегеля и современность. Публикация В. М. Герман, А. М. Пичикян и В. Г. Арсланова. — «Вопросы философии», 2001, № 11.
Незавершенный текст, датированный 1982 годом, представляет собой вдвое расширенный доклад (1984) на центральную для М. Л. тему — «онтогносеологии», обращен к теории и истории мировой литературы — от «Гамлета» Шекспира до «Душечки» Чехова — и имеет после себя эмоциональное, почти политическое послесловие-«заявление» В. Г. Арсланова под названием «Постмодернизм и российская альтернатива». Цитирую из послесловия: «Разумеется, новая державная идеология идет по стопам советского официоза, пользуясь его главным приемом — смешиванием того, что смешивать нельзя, что необходимо различать. <���…> Постмодернизм, вслед за либеральными „перестроечниками“ (В. А. пишет, кстати, и о том, что Лифшиц находил долю правды даже в презираемом им либерализме. — П. К.) и западными дельцами от искусства, находит в подобном смешении особый шик — „полноту неопределенности“ (Жак Деррида)…» Крайне любопытная публикация.
Мария Ремизова.Опытное поле. — «Дружба народов», 2002, № 1.
Андрей Волос. Роман Сенчин. Николай Буба. Олег Павлов. Михаил Тарковский.
«Благостные времена, когда Адам нарекал имена в только что изготовленном мире, безвозвратно канули в прошлое. Нынешнего Адама изводят страхи, что все слова истрачены, остались пустые оболочки слов — вроде не обеспеченных золотым запасом груд девальвированных бумажных купюр. Люди с модернистскими наклонностями видят в этом основание девальвировать заодно и смыслы, чтобы закрыть проблему радикально, признав принципиальную непостижимость окружающего мира — либо его полную бессмысленность. Люди с менее нигилистическими склонностями не теряют надежды понять хотя бы что-то, руководствуясь если не логикой, то, может быть, интуицией».
И. П. Смирнов.Ответ оппоненту (С. Ю. Неклюдову, автору «Антитезисов» к «Метафизике фольклора» И. П. Смирнова — в том же издании). — «Новое литературное обозрение», № 52 (2001, № 6).
«Ноуменально авторство есть всеприложимая к текстам категория: не важно, застолблен ли создателем момент текстоположения или нет. Кто-то же выстраивает текст! „Фольклор является искусством отчетливо безавторским“ — так сформулировали Вы, Сергей Юрьевич, Ваш тезис. Но ведь тогда и никакого фольклора быть не может. Деревнями, что ли, сочиняют былины? Дружинами?..»
Помню, как лет десять тому назад знакомый грузчик в соседнем магазине, вытащив последний ящик пива из грузовика, подмигнул мне и сказал облегченно: «Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота». На вопрос об источнике ответствовал убежденно: поговорка. Ну и удивился же, узнав об авторе.
Л. В. Стародубцева.Философский нарциссизм и припоминание. — «Вопросы философии», 2001, № 11.
Две наиболее распространенные трактовки мифа о Нарциссе — самовлюбленном и самопознающем. «Первый, безнадежно влюбившись в собственное отражение, оказался вверженным в самообман; второй, напротив, очнулся от самообмана жизни в неведении (или буквально: невидении) самого себя и вдруг впервые, по сути, себя „увидел“, или, как изящно когда-то выражались древние, „вернулся к пониманию подлинного ’я’, познал свою истинную природу“…» Кончилась эта история известно чем.
Р. Д. Тименчик.Портрет владыки мрака в «Поэме без героя». — «Новое литературное обозрение», № 52 (2001, № 6).
«Маска это, череп, лицо ли — / Выражение злобной боли, / Что лишь Гойя мог передать…»
Появление Гойи в тексте поэмы (нельзя удержаться: сейчас, когда я пишу это, в открывшемся в Москве Институте Сервантеса выставлены «Капричос») отсылается ко многим этажам эстетической моды 10-х годов (Хлебников, Бодлер, Готье). Две странички плотного, сюжетного литературоведения. Между прочим, сегодня в России этой темой — назовем условно «Загадки Гойи» — занимается философ Юрий Карякин, осмысливший предтечу работы «Сон разума рождает чудовищ» — фигуру уже не автора, но Дон Кихота, который на более раннем, редком рисунке сидит за тем же столом, с нетопырями над головой.
Андрей Устинов.Биография одного рассказа. — «Новое литературное обозрение», № 52 (2001, № 6).
Речь о малоизвестном, но знаковом рассказе Евгения Замятина «Дракон» («…за 29 лет литературной работы [Е. Замятина] осталось — под мышкой унесешь; но весь — свинчатка» — А. Ремизов). В свое время (1966) этот рассказ дал название сборнику прозы, переведенному на английский Миррой Гинзбург. Дракон — это красноармеец на площадке несущегося «в неизвестное, вон из человеческого мира» трамвая: заметивший замерзшего воробья, «превратившийся» в Человека, отогревший птичку и снова ставший Драконом. Понятно, что гумилевская «заблудившаяся трамвайная эпопея» незамеченной не осталась.
Читать дальше