Михаил Попов - Паническая атака

— Та-ак.

Наконец добрался. Обошел вокруг острыми пальцами. Всматривается.

Я дал себе слово, что ничего не спрошу, пока не заговорит сам.

— Это оно?

Доктор погладил стетоскопом начало пробора у себя на голове, положил его в нагрудный карман. Улыбнулся, подлец! И сказал, схлопнув длиннопалые, исключительно чистые ладони:

— Ну, будем лечиться?

Я думал, что меня сейчас вырвет на него, но нечем было, обед сох на подоконнике.

— Что вы так недоверчиво смотрите на меня? Не верите, что вас можно вылечить?

— Не верю.

— А почему?

— Вы хоть читаете плакаты, что висят в вашей больнице?

— Какие плакаты? — наморщил ясный лоб Иван Сергеевич.

Я объяснил.

— Так вы, значит, доктору Чехову верите?

У меня мучительно сводило челюсти, но я все же ответил:

— Верю.

Иван Сергеевич всплеснул ладонями:

— А когда он жил? Еще до Первой империалистической. Даже что такое пенициллин не знал.

— А вы что, пенициллином меня…

Доктор весело хлопнул себя ладонями по ляжкам:

— Нет, есть средства новее.

— Гамма-глобулин?

— О, да мы подкованы. Должен вам сказать, что в гамма-глобулин я лично не верю.

Я недоверчиво поглядел в его светящееся лживым оптимизмом лицо:

— А что, есть еще какие-то?

Он ласково кивнул.

— И случаи излечения есть?

Опять уверенный кивок.

— Но я же читал…

— Чехова?

— Не надо. Я читал энциклопедию. Про медицину. Там так прямо и было написано. И про гамма-глобулин, и что вылечиться нельзя. Нет достоверных случаев.

Произнося эти слова, понимал, что одерживаю несомненную победу в споре, но и понимал также, какая мне следует кошмарная награда за эту победу.

— В каком году была выпущена энциклопедия?

— В каком? Не знаю. Совсем новая на вид.

— Даже если она прошлого, скажем, года выпуска, то представляете, сколько готовится такое огромное издание. В энциклопедии попадают только многолетне проверенные средства. Никаких новейших разработок.

По моему телу прошла сдвоенная ледяно-кипятковая волна.

— Так, значит… есть, значит, разработки…

— О чем я и толкую, а вы упираетесь. Уж и не знаю, чего ради, даже странно.

Он встал, собираясь идти к выходу, а мне хотелось его задержать, чтобы слушать, слушать…

— Постойте.

Он обернулся:

— Что?

— Мне нужно… позвонить. Да, позвонить мне нужно. Очень-очень нужно!

Доктор поморщился:

— Отсюда вам нельзя выходить. Пока.

Оглянувшись, он достал из кармана свой мобильный телефон:

— Только коротко.

— Да-да, я же понимаю…

Домашний не отвечал. Ленкин мобильник был вне зоны. Корчась под недовольным, нетерпеливым взглядом доброго доктора, я набрал телефон тещи.

— Ой, Лены еще нет. Едет. С дедом-то плохо, совсем плохо, утром сегодня разбило его. Никого не узнает.

— Марья Артамоновна!

— Никого не узнает. Совсем плохой.

— Марья Артамоновна, скажите Лене…

— Говорят, что, может, и до завтра не доживет.

— Скажите Лене, чтобы…

Телефон врача замолк, я дрожащей рукой вернул его хозяину, пожимая плечами от нестерпимой неловкости. Сломал. Или деньги кончились, но я же всего несколько секунд…

Иван Сергеевич положил телефон в карман и тихо сказал:

— Будем лечить подобное подобным. — И удалился, закрыв за собою дверь палаты.

Я лег. Мысли шлялись по спирали, и непонятно, то ли по восходящей, то ли по нисходящей. Я одновременно и верил, и не верил словам доктора. Да, книги иной раз лежат в издательствах десятилетиями, и даже новейшая медицинская книжка может содержать устаревшие сведения. Доктор разбирался в медицине, я — в издательском деле, моя информированность подкрепляет его информированность… Но каков Петр Михайлович, тестек мой, он в любом случае меня «сделает», даже если бешенство наплюет на обе информированности. Возьмет и к утру даст дуба, а я еще буду неделю мучиться. Без шансов. Вернее, с шансами только на второе место в заочном соревновании. Это же надо оказаться таким… А может, вылечат? Изобрели там нечто «подобное», им будут спасать. Что бы это могло значить? Прививка кретинизмом против бешенства!

В палате погас свет. Намекают, что ночь. Я закрыл глаза, и сразу стало что-то происходить с моим слухом. Со всех сторон медленно, но неумолимо окружали некие звуки. Журчание, хлюпанье, бултыхание, звуки падающих капель, рокот водопада.

Вода! — понял я и испугался.

Вода мой враг! Мне надо ее бояться. И боюсь. Значит, не надо никаких анализов, и так ясно — попался!