Татьяна Соломатина - Естественное убийство. Невиновные

– Сева! – дёрнула его за рукав свободной белой рубахи далеко ещё не старушка, а очень красивая и молодая Алёна Дмитриевна. – Ты куда выпал? О чём задумался?

– Ничего такого, извини, – он предложил ей руку, церемонно согнув её в локте. – Придумывал имя собаке.

Алёна посмотрела на него как-то странно. С опаской, что ли? С сожалением? С опаской грядущего сожаления? Или даже – о нет, только не это! – с разочарованием?

– Не стоит, – почти холодно сказала она. Но тут же сменила тон и шутовски взяла его под предложенную руку. И тут же потащила его дальше, прискакивая, как девчонка.

Северный усмехнулся про себя, вспомнив Дария с его частым: «Откуда ты знаешь, о чём я мечтал?» Оттуда! Говоришь им, говоришь, что – на лбу написано! А они не верят.

Так что никаких разговоров о чём-то… О чём-то там. Никаких пафосных ресторанов. Особенно после его предложения отужинать в…

– Киса хочет поразить Лизу широтой размаха? – тут же насмешливо бросила она. – Я не люблю рестораны. Особенно именно такие. Я с удовольствием зайду с тобой в супермаркет из приличных. И если ты хочешь доставить мне удовольствие – то разреши мне накупить всего, чего я пожелаю, даже если потом я к этому не притронусь. Ладно? Всё равно «на круг» выйдет дешевле, чем три искусно поданных корочки хлеба в этом заведении. И – да-да, – не маши руками. Я знаю, что деньги не важны. Я бы не гуляла сейчас с тобой, если бы для тебя были важны деньги, вне зависимости от того, есть они у тебя или нет. Для нормального мужчины деньги не важны. Именно поэтому нормальный мужчина, как правило, вполне нормально зарабатывает, – она улыбнулась. – Но так уж характерен это павлиний выкрик: «Деньги не важны!» – без него нормальный мужик не мужик. Никуда не денешься. Поехали в приличный магазин тратить твои не важные деньги.

После её весьма ехидного: «Я надеюсь, у тебя кровать не с водяным матрасом в шёлковых простынях?» – Северный чуть не скончался от счастья и решил, что к чёрту всю аналитику, потом… Потом.

– О боже мой!!! – вдруг ахнула Алёна Дмитриевна. – Это он, да? – она кивнула подбородком в сторону книжных полок. – Он, Гоголь, которого издали, несмотря на войну, тюрьму и прочие «кризисы»? Можно я потрогаю? – спросила она, ну совсем как внезапно поражённый восторгом ребёнок.

– Ну конечно! – с готовностью откликнулся Всеволод Алексеевич.

Алёна Дмитриевна подошла к полке и с благоговением погладила корешки книг.

– Это то самое издание? С арестованными, пущенными в расход, убитыми на войне, но частично выжившими и сделавшими это до конца текстовиками-редакторами-корректорами? Всё-всё-всё полностью? Можно?..

На сей раз, не дожидаясь разрешения, она бережно достала один из томов и раскрыла его.

– Ух ты! – в идеальном почти состоянии! Я как-то искала такое… Букинист нашёл, но… И состояние не такое хорошее, и цена… Не то чтобы слишком уж неподъёмная, но для меня в моём нынешнем… – Алёна Дмитриевна замялась, как будто подбирая точные слова. – В настоящее время для меня не слишком доступная. Хотя иногда хочется стать эгоисткой и ни о чём и ни о ком не думать, а просто взять и купить то, что тебе нравится. То, что тебе нужно. Но у меня дочь, домик, велосипед… – Она рассмеялась, неловко пряча своё смущение от того, что, кажется, наговорила лишнего. И тут же состроив потешную старушечью мину, проговорила скрипучим голосом:

–  …Душ-то в ней, отец мой, без малого восемьдесят…да беда, времена плохи; вот и прошлый год был такой неурожай, что Боже храни.

– Однако ж мужички на вид дюжие, избёнки крепкие. А позвольте узнать фамилию вашу. Я так рассеялся… приехал в ночное время… – подхватил Всеволод Алексеевич.

– Коробочка, коллежская секретарша , – отбила подачу Алёна Дмитриевна и рассмеялась.

– Я дарю его тебе! – неожиданно для самого себя брякнул Северный.

Ещё секундой прежде он не собирался дарить ни чёрту, ни дьяволу, ни даже Алёне Дмитриевне четырнадцать томов полного – самого полного! – собрания сочинений Николая Васильевича Гоголя.

– Нет, спасибо, дорогой. Мне вполне достаточно того, что у тебя не шёлковые простыни, – она поставила книгу на место.

Алёна подошла к нему и крепко-крепко прижалась. Всеволод Алексеевич обнял её и, нежно гладя по волосам, ждал… Ждал, когда можно будет. Того самого момента между «ещё нельзя» и «ты уже опоздал». Слишком юные или слишком глупые мужчины почти никогда не чувствуют этого тонкого-тонкого недолгого момента. Им кажется, что женщина всегда готова, как придурковатый пионер. А если не готова – то уж они-то заставят её испытать страсть! Заставить испытать страсть нельзя! Поймать момент наибольшего благоприятствования женского желания мужскому – всё равно что приготовить японскую рыбу фугу как следует. Требуется большое мастерство. Иначе – кураризация [9]. Со всеми её неблагоприятными последствиями.