Мирон Изаксон - Жены Натана

Запах в палате терпим. Вспоминаю детские мои болезни и единственную госпитализацию в моей жизни. Тогда я одолел болезнь и окреп, теперь же нет у меня на это сил. Не раз в последние месяцы искал для себя легкую болезнь или хотя бы несколько недель отдыха. Тяжелой болезни я не желал, лишь бы оставили меня в покое окружающие, от Натана и до Рахели. Но сейчас, кажется, я серьезно заболел.

Лежит рядом со мной мальчик по имени Дани, играет со своей старшей сестрой в карты. Голова его обмотана бинтами, вероятно, обрита. Тасуют карты, и обсуждают его возвращение домой: намечают время, когда к ночи пойдут спать, когда ему делать уроки, когда есть сладости. Кажется, собираются каким-то неожиданным образом удивить мать. Речь мальчика приятна, но сбивчива, ему явно не хватает слов. «Сейчас понятно, почему я провалился на экзаменах: у меня была серьезная проблема», – говорит Дани. «Теперь перестанут сердиться на тебя», – поддерживает его сестра.

Между мной и мальчиком лежит взрослый мужчина, одетый в халат и, кажется, с зеленым галстуком на шее. Или я принимаю за галстук складку простыни. Он слушает какую-то передачу. Около него пустой стул. На маленьком столике торт. По-моему, торт творожный. Бутылка с водой. Полагаю, что главные разговоры с врачами и медсестрами от имени палаты ведет именно этот человек.

Прикатывают другую койку, перекладывают меня на нее, вкатывают в лифт, чтобы везти на этаж, где располагаются лаборатории. Я ощущаю болезненность по всему телу. Рвота ослабла, но температура очень низкая и головокружение усилилось. Надо что-то извлечь из моего тела, чтобы стало легче, но что, не знаю. Главный врач осторожно и тщательно обследует все части моей головы. Я полагаю, что даже слабость мою он ощущает руками. Выходит в соседнюю комнату. Две медсестры перешептываются. Давно не видели врача в таком напряжении: «Можно подумать, что это его сын». – «Именно сейчас привезли мальчика после дорожной аварии. Слышала, что можно нащупать у него перелом черепа обычным прикосновением. Почему же мы столько тратим времени на этого больного? Надо бежать на помощь к мальчику». Тем временем берут кровь. Вена моя не знала этого со времен той детской болезни.

Возвращают в палату. Мальчик дремлет, сестра смотрит на него. Мужчина сидит на койке и жует свой обед. Я начинаю дремать. Кто-то входит в палату, смотрит на меня. Я не вижу, кто это, и не жажду видеть. Мне все равно, даже если я усну в его присутствии. Ничего меня не влечет, кроме желания обнять голову сына Ярона. Засыпаю, и снится мне обычный для меня сон, однако даже во сне сильная слабость не покидает меня. В одном из снов дает мне машину мой друг, который потерял обе ноги на войне. Он еще продолжает объяснять мне, как управлять машиной, а я уже еду на ней, и со мной в кабине несколько детишек. Через некоторое время один из детей объясняет мне, где замедлить движение и остановиться. Я не представляю, как управляет машиной человек, лишенный ног. Можно предположить, что он все делает руками. Также не ясно мне, где точно сидеть. Машина приближается к крутому спуску, но если я прижмусь к постоянной линии обочины, возможно, сумею проехать не сорвавшись вниз. То, что мы находимся у берега моря, кажется мне вполне объяснимым. Но море течет через шоссе, и это представляется мне странным. Так или иначе, машина продолжает двигаться внутри водного потока.

Проснувшись, я чувствую себя заметно лучше, но что-то происходит с глазами. Какие-то вещи мне тяжело разглядеть. Рахель сидит сбоку, я сжимаю ее лицо двумя руками и ставлю его перед глазами. Только так я могу ее видеть. Рахель не сопротивляется, помогает мне рассмотреть ее лицо, влажный постаревший лоб. Вызванный врач сейчас должен явиться, и он, как говорит Рахель, весьма опытный. Я не смыкаю глаз и прошу ее что-нибудь прочесть из книги. «Я принесла твою любимую книгу детства. Ты ведь рассказывал мне, что несколько раз читал “Графа Монте-Кристо” Александра Дюма. Нашла ее у Ярона». Она начинает читать, но тут приходит новый врач. От него идет приятный запах спокойствия и порядка. Спрашивает, какие лекарства я принимал в последнее время, и произошли ли какие-либо серьезные события, о которых мне бы следовало ему рассказать. Я прошу воды, и мне ее приносят, но не так быстро и заботливо, которые я полагал. Мне казалось, что они обрадуются моей жажде. Врач начинает меня ощупывать активно и сосредоточенно. Вряд ли ему нужны лабораторные анализы, чтобы определить, что творится в моем теле. Ни разу в жизни я так не боялся, как в эти минуты. Никогда я так не отдалялся от близких и самого себя, как сейчас.