Дон Делилло - Имена

— Кто тот человек, которого вы ждете?

— Какой человек?

— Эммерих мне сказал.

— Ача. Сумасшедший. Псих, понимаете? Годы скитается в этих краях.

— Он поблизости от города? Откуда вы знаете, что он направится сюда?

Сингх смеется.

— Да, он совсем близко.

— Откуда вы знаете?

— Да просто видел. Вы только что ели его козу.

— Старик с бородой, более или менее в лохмотьях?

— Он самый. Он все идет. Глупая голова не дает ногам покоя. Недолго ему ходить осталось, это уж точно. Может сесть и ждать стервятников. Стервятники — труженики пустыни.

— То есть вы ждете, когда он войдет в город.

— Вы сами знаете. Вы ведь теперь член группы.

— Неправда.

— Конечно, вы член группы.

— Нет, неправда.

— Дурак. Конечно, правда.

На сей раз повествование прервал Оуэн: он потянулся к книжечке, которую я оставил лежать у медного подноса, к учебнику языка хароштхи. Он вернул его на прежнее место, на поднос. Оттенки серого и коричневого. Свет, отступающий к дальней стене. Определенное количество предметов, определенное расположение. Он сидел, глядя на свои руки.

— Что Сингх понимал под словом «мир»? — спросил я.

— Все и вся плюс то, что сказано или могло бы быть сказано. Хотя не в точности это. Скорее то, что включает это в себя. Пожалуй, так.

— Что случилось потом?

— Я устал, Джеймс.

— Постарайтесь продолжить.

— Важно не ошибиться в словах, найти верный тон. Быть точным — это все, что осталось. Но я не думаю, что сумею сейчас с этим справиться.

— Вы были с ними. Узнали вы имя культа?

Он поднял глаза.

— Никто из них так и не сказал мне этого имени, хотя я пускался на любые хитрости и уловки, чтобы его выпытать. Даже после того, как Сингх назвал меня членом их группы, он не открыл мне названия культа.

— Он вас дразнил.

— Да, он начал искать моего общества ради развлечения, ради поддержания собственного духа. Я был в некотором роде их силой и вдобавок — сторонним наблюдателем и молчаливым критиком, первым за все время их существования, что тоже было симптомом их близости к концу.

Я рассказал Оуэну о своей поездке на Мани, о встрече с Андалом. Рассказал о большой скале, на которой были написаны, а потом замазаны дегтем два слова. Их написал Андал, сказал я. Это был его способ вырваться на свободу. Я сказал Оуэну, что считаю эти слова названием культа.

— Какие это были слова?

— Та Onómata.

Смотрит на меня со странным любопытством.

— Черт возьми. Черт возьми, Джеймс. — Начинает смеяться. — Возможно, вы правы. Даже наверняка правы. Тут есть какой-то жутковатый смысл, верно? «Имена».

— Я был прав во всем, что касается культа. Насчет Андала, названия, схемы их действий. И отыскал их почти сразу же, как приехал на Мани, хотя сначала сам того не понял. Я просто в ужасе по этому поводу, Оуэн. Моя жизнь идет мимо, и я не могу ухватить ее. Она ускользает от меня, ставит меня в тупик. Моя семья на другом полушарии. Ничто у меня не ладится. Этот культ выглядит моей единственной устойчивой привязкой. Он — единственное, насчет чего я всегда оказывайся прав.

— Вы серьезный человек?

Его вопрос озадачил меня. Я не понял, что он имеет в виду, и сказал ему об этом.

— Вот я — несерьезный, — ответил он. — Если бы вы захотели сложить о моей жизни и похождениях поэму вроде гомеровских, я мог бы предложить вам хорошую первую строчку. «Это история человека, который был несерьезным».

— Вы самый серьезный человек из всех, кого я знаю.

Он рассмеялся и махнул рукой. Но я еще не был готов закрыть тему.

— Так что вы имеете в виду? Вы считаете меня несерьезным, потому что я писал разную ерунду, все подряд, потому что я работаю в гигантской корпорации?

— Вы знаете, что я не то имел в виду.

— Для меня важно иметь простую работу. Бумажную. Стол и ежедневные обязанности. По-своему я тоже стараюсь держаться поближе к людям и к труду. Это какая-то глубокая потребность, которую я стараюсь удовлетворить.

— Конечно, — сказал он. — Я не хотел задеть вас, когда спрашивал. Простите меня, Джеймс.

Наступило молчание.

— Вы понимаете, что мы делаем? — наконец произнес я. — Мы топим ваш рассказ в комментариях. Тратим на отступления больше времени, чем на саму повесть.

Он налил из кувшина воды.

— Я чувствую себя одним из вашей толпы, — сказал ему я. — Из тех, у кого не хватает терпения дождаться, пока рассказчик вновь соберется с мыслями. Давайте продолжим. Где люди в вашей истории?

— Чем ближе к концу, тем мне труднее. Задержки я только приветствую. Мне вовсе не хочется продолжать.