Дон Делилло - Имена

Ржавые жестяные хибарки, печи для обжига кирпичей, буйвол, серебристый от грязи. Ему казалось, что его автобус все время тащится между двумя дизельными грузовиками, стреляющими дымом. Близ Пуны сидели под баньяном человек десять, все в бело-розовой кисее. В Сурате он побрел по железнодорожному полотну и наткнулся на город-призрак, который был спутником, копией реального города. В хижинах, палатках, на улицах кишели люди. Цирюльник на перекрестке и врач, лечащий глаза. Человек с горчичным маслом и маленькой ложечкой для прочистки ушей. Другой человек брил желающим подмышки. Жизнь дремала и бурлила в дыму тысяч костров, на которых готовилась пища. Красные и синие граффити на хинди. Свастики, кони, сценки из жизни Кришны. На окраине Майсура его подобрал мужчина в «рэмблере». Он вел машину, не снимая руки с клаксона, — люди и буйволы уступали ему дорогу, но медленно, в своем собственном неторопливом ритме. Он был молод, с намеком на усики и сочной нижней губой; на нем была розовая безрукавка поверх зеленой рубашки.

— Вы из?..

— Америки.

— И вам нравится Индия?

— Да, — ответил Оуэн, — хотя я бы сказал, что слово «нравится» отнюдь не исчерпывает моих впечатлений.

— И куда вы сейчас?

— Примерно на север. В сторону Раджсаманда. Это, так сказать, конечный пункт назначения.

Человек за рулем промолчал. На отрезке пути длиной миль в десять машину зажало между двумя дизельными грузовиками. НЕ УВЕРЕН — НЕ ОБГОНЯЙ. Чуть ли не сотня грузовиков — голубые радиаторы, кабины, увешанные безделушками и оберегами, — выстроилась в очередь к бензозаправке, где не было бензина. Ждали не первый день, шоферы варили еду на костерках из угля. В одной деревне все мужчины были в белом, женщины за околицей — в расклешенных красных юбках. Высокие голоса, высеченные на скалах буквы. По всей Индии он искал каменные эдикты Ашоки. Они указывали дорогу к святым местам или хранили память о каком-нибудь малозначительном событии из жизни Будды. Неподалеку от границы с Непалом он видел эдикт, сохранившийся лучше других — колонну из мелкозернистого песчаника в тридцать пять футов высотой, с коринфской капителью и статуей льва наверху. В полях севернее Мадраса он нашел текст о всепрощении и отказе от насилия, переведенный для него две недели спустя неким Т. В. Кумерасвами из Археологического музея в Сарнате. О познании дхармы, о любви к дхарме, о приобщении к дхарме.

Человек за рулем снял руку с клаксона.

— Вообще-то Раджсаманд — это название озера, — сказал Оуэн. — Оно находится где-то в пустынной местности к северу от Удайпура. Вы там случайно не бывали?

Его спутник ничего не ответил.

— Озеро, кажется, искусственное. Выкопано для нужд ирригации.

— Точно! — откликнулся его спутник. — Есть такое.

— Мне говорили, там мраморные набережные. С высеченными на камнях надписями. Санскритскими. Огромная санскритская поэма. Больше тысячи строк.

— Да-да, точно. Это Раджсаманд.

— Семнадцатый век, — сказал Оуэн.

— Правильно!

У коров были крашеные рога. В одних сельских районах они были синими, в других — красными, желтыми или зелеными. Оуэн чувствовал: люди, которые раскрашивали коровам рога, хотели что-то ему сказать. Попадались коровы с трехцветными рогами. Одна женщина в темно-красном сари несла на голове латунное ведерко с водой. Сочетание цветов ее одежды и сосуда было в точности таким же, как у смешанной бугенвиллеи, увивающей стену позади нее: густой пурпур, золото с рыжиной. Он размышлял. Такие моменты были «зацепками» — вехами в безбрежном человеческом океане. Одетые в белое мужчины с черными зонтиками, женщины у реки, выколачивающие одежду вразнобой, сари, разложенные на косогоре для просушки. Эпическому материалу необходимо было очиститься в этих нежных акварелях. Или так ему хотелось считать. Маленькая бесконечность сознания. В Индии он точно вернулся в детство. Он снова стал ребенком, выискивающим местечко у окна в набитом автобусе. Мертвый верблюд, прямые ноги торчат вверх. Женщины из дорожной бригады, в широких хлопчатобумажных юбках, с кольцами в носу, украшениями в волосах, тяжелыми серьгами, оттягивающими уши, вручную ремонтируют разбитый асфальт. НЕ УВЕРЕН — НЕ ОБГОНЯЙ. В высших кастах было принято составлять точные гороскопы. Он выучил несколько слов на тамильском и бенгали, при нужде мог попросить еды и крова на хинди, прочесть вывеску или разузнать у прохожих дорогу. Слово «вчера» означало также и «завтра». Профессор Кумерасвами сказал, что если он поинтересуется чьим-нибудь прошлым, человек может автоматически включить в рассказ случаи из жизни своих умерших родичей. Это восхитило Оуэна: общая память, дрейфующая сквозь поколения! Он смотрел через стол на круглое лицо напротив и гадал, почему сама идея кажется ему такой знакомой. Не обсуждал ли он ее в одну из тех звездных ночей с Кэтрин и Джеймсом?