Маргарет ставит чашку с блюдцем на каминную полку и садится в довольно странной позе. Она располагает ноги строго вместе и выпрямляет спину. Наверное, ее обучали, как снимать напряжение. Дышать ровно, освободить плечи, не делать лишних движений руками. Да, останься она с нами, этому никогда бы не научилась. Трудно выучиться спокойствию, когда у тебя шестеро детей. Вены на ее руках сильно выступают, кожа розовая, пятнистая.
— Я стала другим человеком, — говорит она. — Живу с мужем в Норфолке. У моря. В фургоне.
— С мужем? — спрашивает в наступившей тишине потрясенный Адриан.
Нам кажется, что мы взрослые, а на самом деле мы только притворяемся. Мне снова три года, а у меня внутри глубокая, холодная пустота, абсолютно ничем не заполненная. Мои братья — мальчики, у них эта пустота заполнена хотя бы отчасти. Они отчаянно пытаются схватить все, что попадается под руку, засунуть туда и придавить сверху крышкой.
— Двоемужница! — выкрикивает отец, вскакивая со стула. — Мы не разведены.
— Не смеши! — кричит Маргарет также громко. — Просто люди считают, что мы женаты. Он ко мне очень внимателен.
— Ты живешь в грехе! — говорит отец. Он так доволен собой, что вновь садится и победно складывает руки. Филиппа, Анджела, Люси, Элен и так далее — все они тут, собрались за его спиной, но он их не видит.
— Он приехал с тобой? — спрашивает Джейк.
Она бросает на него злобный взгляд:
— Конечно, нет. Зачем это мне? Вы его не знаете. Ты кто?
Я вижу, как Джейк борется сам с собой. Не может решить, назвать ли ему себя и тем самым признать ее вопрос законным или остаться анонимным. Его высказывания будут свободнее, если она не узнает, кто он.
— Джейк, — говорит Адриан.
Маргарет кивает. Мне кажется, что она его забыла, но она добавляет:
— Ты все еще играешь на скрипке?
— Ты когда-нибудь думала о нас? — говорит Пол.
— Конечно, да, — говорит она и смотрит на него в упор. — Каждый день, каждый час, каждую минуту.
Мне в это не верится.
— Что же ты тогда не приехала за нами? — говорит Пол. — Похоже, ты не приложила никаких усилий, чтобы это сделать.
— Не приложила усилий? — Ее голос истерично поднимается. — Ты думаешь, я не приложила усилий? Я все писала и писала, писала вам всем. Но никто не отвечал. Как будто вы вычеркнули меня из своей жизни. Я возвращалась и стояла на углу улицы, когда вы шли из школы, ждала возможности поговорить. — Она останавливается. — Но вы не узнавали меня. Вы проходили мимо, разговаривая с друзьями. Как будто меня нет.
— Мы и не стали бы смотреть по сторонам, — говорит Джейк. — Мы думали, что ты умерла.
Могла ли она себе это вообразить? Почему она не бросалась к нам, простирая руки? Пытаюсь представить себе картину, как я не разговариваю с шестнадцатилетним Генри. Может, у нее внутри есть такое холодное темное место, назначение которого как раз и состоит в том, чтобы она нас не любила?
Если у матери внутри есть подобная пустота, может ли она передать ее и своим детям? Она так и разрастается, и внутрь, и наружу? Наследственное заболевание. Мать думает, что она знает все. А на самом деле не знает ничего.
— Я возвращалась и стояла у школьных дверей. Видела, как встречают других детей. Казалось, вам до этого не было дела. У вас были друзья. Вы разговаривали друг с другом. Не похоже было, чтобы вы по мне скучали.
Мне было тогда три года. Я не знала, что такое скучать.
— И почему же ты не заговорила с нами? — говорит Джейк.
— Сама не знаю, — говорит она, и ее голос внезапно мрачнеет. — Чем больше я ждала, тем было труднее. Теперь я сама не могу это понять. Мне казалось, что я не нужна вам. В конце концов я сдалась.
— Ты ошибалась, — говорю я.
— Нет, она права, абсолютно права, — говорит отец, с готовностью соглашаясь. — Ты не была нам нужна. Мы прекрасно сами со всем управлялись.
— Следовало бы и нас спросить, — злобно говорит Адриан. — Ты сделал выбор за нас. Лишил нас свободы выбора.
И мы бы провели последние тридцать лет, раздумывая над тем, собирается ли она объявиться. Наблюдая. Выжидая.
— Да, — говорит Маргарет. — Вам нужно было предоставить свободу выбора.
— Мог хотя бы сказать нам, где она, — говорит Адриан отцу. — Неплохо было бы знать адрес.
— У меня не было адреса, — говорит отец.
— Нет, был. Он был на каждом письме, что я отсылала.
— Я выбрасывал их нераспечатанными.
Он понял, что признался в том, что только что отрицал. Поэтому он берет мини-бутерброд и запихивает его в рот целиком.
Читать дальше