Клэр Морралл - Изумительное буйство цвета

Я обрадовалась, что он скоро вернется. Всегда по нему скучала. Мартин надежный, его неторопливая обстоятельность смягчает излишнюю резкость отца.

— Бесполезно, — буркнул отец, бросая кисть на пол. Он взял другую, большего размера, и широкий черный крест пересек всю картину. — Вот так, — сказал он и потянулся за своим кофе.

Раньше такие вещи меня очень беспокоили. Будучи моложе, я не раз ощущала, что именно во мне причина этих разрушительных вспышек. Теперь я знаю, что это позерство. Завтра он все закрасит заново, картина обретет больше силы и глубины.

Раз в месяц приходит человек по имени Дэннис, который забирает его картины и уносит. Когда я была маленькой, я думала, что Дэннис крадет папины картины. Я терпеть не могла, когда он приходил, потому что после его ухода я прямо-таки физически ощущала, как жизненные силы покидают отца, как будто Дэннис унес с собой капли его крови. Должно было обязательно пройти несколько дней, чтобы он справился с потерей. Эти дни превращались в праздники выносливости — походы в магазины, раскладывание заготовленных порций в морозильнике, стирка и глажение занавесок. Дом утрачивал атмосферу заброшенности и начинал светиться энергией и чистотой. Мы все становились подтянутыми, веселыми, готовыми помогать.

Затем постепенно его вновь начинало тянуть в студию, он проводил там все больше и больше часов, пока дом не начинал утопать в пыли, а мы бегали в чем попало и наш рацион ограничивался печеными бобами и бутербродами.

Теперь я знаю, что Дэннис — торговый агент моего отца. Он продает его картины в рестораны, управляющим крупных фирм, в закусочные, школы, библиотеки. Картины разошлись по всей Британии; они посматривают на людей сверху вниз и вносят неожиданное и приятное разнообразие в мир их холодной, серой жизни. Удивительно, что он очень редко подписывает картины: подпись «Гай Веллингтон» крупными, витиеватыми буквами редко встречается на обороте. В большинстве случаев автор остается неизвестным для широкой публики.

Он считает себя непонятым гением, Адриан же полагает, что у отца средние способности, пригодные для зарабатывания денег, но не больше. Пол, Джейк и Мартин от комментариев воздерживаются, а я не уверена. Кажется, мое мнение слишком зависит от настроения. Да, есть и блестящие озарения, но в то же время я со всей очевидностью вижу и его работу на публику: преувеличенную броскость, вызывающую ощущение неестественности, обмана.

Я собралась с духом. Не знала, как сказать ему об этом.

— Я нашла квартиру, — сказала я.

Он не отреагировал. Но мне видно, как напряглось его тело, а дыхание стало слишком ровным. Его реакцией было старательно демонстрируемое отсутствие реакции.

— Я хочу попросить Мартина перевезти мои вещи на грузовике.

— Купила или сняла? — спросил он.

Я не решалась ответить сразу. Как долго я обдумывала свой поступок!

— Купила, — ответила я, и необузданное веселье вырвалось наружу.

Я сделала это! Приняла взрослое решение во взрослом мире. Я сама заполняла бланки, разговаривала с управляющим в банке, кредиторами, приняла продуманное решение, и все это без какой-либо помощи от моей семьи.

Отец отставил кофе и вернулся к картине.

— Было бы более вежливо с твоей стороны заранее поставить меня в известность, — спокойно проговорил он.

— Но я хотела принять решение сама, — сказала я, чуть громче положенного. — Вот теперь я все говорю тебе — и ты первый, кто знает, как все произошло. Это совсем недалеко отсюда. Я могу прийти навестить тебя в любой момент.

— Нет уж, — сказал он твердым, жестким голосом. — Раз ты приняла такое решение, в этом не будет надобности.

Я знала, что он обидится. Мне захотелось подойти к нему, положить руки ему на плечи, но у нас это было не принято.

Он стоял перед картиной.

— Что ж, — проговорил он. — Кажется, ты все как следует обдумала. Поздравляю.

Я хотела рассказать ему, что мне тоже с очень большим трудом далось это решение, что я понимаю, как он любит, когда я рядом. «С тобой я чувствую себя молодым», — часто повторял он. Но ему уже семьдесят, и я не могу вечно продлевать его молодость. Из всего этого я не могла сказать ровным счетом ничего, по той причине, что он просто не услышал бы моих слов. Они повисли, невысказанные, в воздухе между нами. Мне хотелось протянуть руку и пробить эту созданную ими завесу, но я не знала, как это сделать. Невозможно просто взять и начать общаться, если тебе это раньше никогда не удавалось. Нужным языком не владел ни один из нас.