Клэр Морралл - Изумительное буйство цвета

— Позвоните ему через несколько дней, — говорит она, — и заранее придумайте, о каких повседневных мелочах с ним поговорить.

Я киваю. Возможно, мы оба сможем этого избежать.

— Вы успокоились в отношении ребенка Сьюзи и Джейка? — спрашивает она.

— Не знаю. — Странная вещь: даже не могу об этом как следует подумать. Как будто этого просто никогда не было.

— Вы пытались с ними разговаривать?

Я отрицательно качаю головой. Не хочется мне с ними разговаривать.

Отец рассказывает мне нечто подлинное, возможно, впервые в жизни, и мисс Ньюман делится со мной своими воспоминаниями. Думаю, и мне следует быть более откровенной, и я рассказываю доктору Кросс о своем желтом периоде. У меня не было намерения это сделать, когда я входила в ее комнату. Если бы я обдумала это заранее, то не смогла бы облечь мысли в слова.

Она сидит тихо и слушает.

— Спасибо вам, Китти, за то, что поделились этим со мной, — говорит она.

Я поднимаюсь, чтобы уйти, чувствуя себя неловкой и неуклюжей, прямо как маленький ребенок.

— Не забудьте записаться на следующую неделю, — говорит она.

Она не улыбается, когда я ухожу. Наоборот, выглядит очень серьезной.

Бегу домой. Всю дорогу я чувствую, как будто все предметы вокруг слегка поднялись от земли, словно я возвращаюсь домой совсем не той дорогой, что обычно. Что-то изменилось. Я рвусь вперед, потому что хочу поговорить с Джеймсом, оторвать его от работы.

Когда я вхожу в квартиру, звонит телефон. Поднимаю трубку.

— Китти, это папа.

Как быстро, думаю я. У меня даже не было времени придумать, о каких повседневных мелочах с ним поговорить.

— Только что звонил Мартин. Умерли бабушка и дедушка Харрисоны.

Бросаю кое-какую одежду в чемодан, и Джеймс несет мне его к автобусу на автовокзал на Нью-стрит. Он хотел бы поехать со мной, но я пожелала побыть одна. Остальные члены семьи прибудут позже, на похороны. Меня бабушка с дедушкой знали очень хорошо, а вот моих братьев они иногда путали.

Бабушка готовила по всем правилам, и мы обычно сидели втроем за обеденным столом и тихо-мирно поедали бараньи котлетки и мятную приправу, ростбиф и йоркширский пудинг, свинину и яблочный соус. Они любили, когда я приезжала. Бабушка проветривала мою кровать, между простынями укладывала бутылки с горячей водой; на столике возле кровати всегда стояла ваза со свежими цветами из сада. Примулы и гиацинты, розы, ноготки и зимний жасмин — у каждого времени года есть свои цветы. Они обычно оставляли окно приоткрытым на маленькую щелочку — «чтобы сдувало паутину» — и раскладывали на подоконнике глянцевые журналы, которые покупали специально для меня: «Космополитен», «Элль», «Она». Я надеялась, что сами они их не читали после моего отъезда. Не хотелось, чтобы они были в курсе того, что происходит в мире.

Я перестала их навещать после того, что произошло с моим ребенком. Они не писали и не звонили. Я знала: они просто все время ждут, когда я приду, знала, что они будут счастливы, если я появлюсь и без предупреждения. Представляла, как они регулярно проветривают мою кровать, ждут постоянно, давно уже привыкнув к тому, что я появляюсь неожиданно.

Мартин на такси встречает меня на автобусной станции. Мы залезаем в машину, и я всматриваюсь в его лицо, стараюсь понять, каково ему было обнаружить их мертвыми. Он выглядит как всегда.

— Мне пришлось выбить дверь, — говорит он. — Я подумал, что их нет дома, и пошел прогуляться по набережной. С собой у меня была рыба и чипсы, и я разглядывал море.

— Они никогда не выходили, — говорю я. — Им было трудно далеко ходить.

Водитель едет по узким улочкам, и я вытягиваюсь, стараясь что-нибудь рассмотреть за кустами-изгородями. Когда нам попадается встречная машина, ей приходится давать задний ход и отъезжать в ближайший переулок, чтобы мы могли разминуться. Наш таксист не идет на уступки.

— Я подумал, что они могли уйти за продуктами, — сказал Мартин.

— Они не ходят за продуктами, — говорю я. — За них это делает соседка. Ни один из них не может долго ходить.

Так было три года назад. Соседка могла переехать или умереть. Маленький, твердый комок вины прочно обосновывается где-то у меня внутри.

— Я вернулся на следующее утро, и когда я звонил в дверь, вышла соседка. Она сказала, что не видела их уже больше недели.

— Это была Бетти? — спрашиваю я обеспокоенно.

— Не знаю, — говорит он. — Она была очень расстроена.

Обычно она заходила к ним каждый день. Неужели что-то случилось?