Клэр Морралл - Изумительное буйство цвета

Пока Джеймс идет за едой, я ставлю тарелки подогреться под грилем и накрываю на стол. Джеймс любит, чтобы все было как следует. Едим мы гораздо чаще в его квартире, чем в моей, потому что здесь он может расслабиться, перед тем как сам лично все перемоет. Для меня это не важно. Просто я приглашаю его к себе, когда моей кухне требуется уборка, а у меня к этому нет ни малейшей охоты.

В ожидании Джеймса я читаю «Беллу, чернокожую красавицу». Страницы я перелистываю очень быстро, и когда Джеймс возвращается со свининой в кисло-сладком соусе, жареным рисом с яйцами и барбекю на ребрышках, я уже на середине книги. Я набрасываюсь на еду с огромным удовольствием. Джеймс действует более осмотрительно, его порции поменьше. Он следит за мной.

— Не так быстро, Китти, тебе потом будет плохо.

— Все в порядке.

«До следующего раза», — я научилась слышать его мысли. Но следующего раза не будет. В моей жизни нет больше утра, нет больше желтого. Я знаю: я не смогу больше видеть Эмили и Рози. И вот сейчас я иду вперед — в неизвестное…

Мы наедаемся до отвала и, взяв кофе в гостиную, оставляем посуду в кухне. Два года назад я принесла ему замечательный китайский коврик; блестящие золотые драконы выдыхают красно-оранжевое пламя. Коврик вносил в комнату жизнь и движение. Джеймс сказал, что ему понравилось, и коврик месяц пролежал на полу в гостиной. Затем, в один прекрасный день, он исчез. Он свернул его и спрятал, а может, даже вынес в мусорную машину. Тогда я ясно поняла, зачем мне нужна своя квартира. Его зияющая пустота была слишком похожа на зияющую пустоту внутри меня.

И все же недавно он купил кофейный столик, довольно красивый и, конечно, из светлого дерева. Мне страшно ставить на него кружку; боюсь, что от нее останется пятно, поэтому столик засел между двух кожаных кресел, производя впечатление хоть и функционального, но неиспользуемого предмета. А наши кружки укоризненно взирают на нас с пола.

— Давай же, Джеймс, — говорю я, усаживаясь в кресло с ногами. — Давай, ну хоть раз в жизни, выкинем что-нибудь эдакое: возьмем и уедем. Никто и заметить-то не успеет, как мы уже вернемся.

Он с опечаленным видом потягивает свой кофе.

— Это просто… — (Я жду.) — Я думаю, нам следует все как-то организовать. Связаться с моими знакомыми в Нью-Йорке, сообщить им, когда мы приедем, чтобы они забронировали номер в отеле и подыскали тебе какого-нибудь сопровождающего на то время, когда я работаю.

— Но я не хочу никакого сопровождающего. У тебя же будет хоть какое-то свободное время?

— Да, конечно. Но нам нужна по крайней мере неделя на сборы…

— Давай примем компромиссное решение. Поедем через четыре дня.

Он ухмыляется.

— Хорошо. Завтра я им позвоню, и начнем приготовления.

— Но никаких сопровождающих.

Он улыбается:

— Идет.

Мы сидим и смотрим друг на друга, ошеломленные собственной смелостью. Мы действуем стремительно. Мы делаем то, что нам хочется, не спрашивая ни у кого. Обычно я слишком труслива, а Джеймс слишком осторожен.

— Мне всегда хотелось поехать в Нью-Йорк, — говорю я.

— Адриан говорит, что стоит подняться на Эмпайр-стейт-билдинг. Там есть такое место со стеклянным полом, откуда можно разглядывать Нью-Йорк, лежащий прямо у тебя под ногами.

Я и не знала, что он говорил об этом с Адрианом. И конечно же не предполагала, что он послушал его.

— Надо будет подняться на статую Свободы.

— Не думаю, что это такая уж хорошая идея. Там полно народу, и нам придется долго стоять в очереди.

— Ты прав, — говорю я. — Но мы же будем в отпуске. Не будет никакой спешки.

— Но я же еще должен работать…

— Знаю, знаю. Но все равно, все будет нормально. Мы сделаем абсолютно все, что захотим.

Я бы с удовольствием оставалась в постели или читала, уютно устроившись и поджидая его.

Какое-то время мы вместе сидим в тишине. Это именно то, что всегда мне нравилось в Джеймсе. Мы вдвоем умеем создавать добрую тишину. Что-то существует между нами, чему не нужны слова и действия. Это «что-то» обосновывается вокруг нас, и вот сейчас я явственно чувствую, как оно нежно парит вокруг, готовое завернуть меня в свои туманные складки, как в нежнейшую кружевную шаль. Я хочу, чтобы оно было таким всегда, это «что-то» внутри нас. Оно соединяет нас изнутри, проходит через наши руки, оно спокойно, истинно и благотворно.

— Я должна закончить эту книгу, — говорю я. — Обещала Кэролайн вернуть ее завтра.

Он нежно улыбается. Вот когда я люблю его больше всего: когда он принимает меня такой, какая я есть. Ему нравится, что я делаю все, что хочу.