Я села на стул, сделанный из каких-то железных труб, и стала наблюдать, как он тщательно готовит кофе. Создавалось впечатление, что у него сосчитана каждая положенная в кофейник гранула.
— Вы так аккуратны, — сказала я.
Он прервал свои точно выверенные движения и посмотрел на меня. Легкая краска постепенно заливала его лицо. Он криво усмехнулся:
— Извините, вы хотели сказать, что я слишком аккуратен, да?
Что-то такое было в этой кривой усмешке и нежной краске, от чего у меня комок подступил к горлу.
— Что вы, — сказала я, отчаянно пытаясь опровергнуть свое последнее замечание, — это же очень хорошо, когда человек аккуратен. Если бы мир населяли такие люди, как я, все уже давно были бы погребены под горами своего прошлого. Я теряю туфли, ключи, ежедневники с подсказками о недоделанных делах.
Он рассмеялся.
— Я воспитывался в аккуратном доме, — сказал он, — и меня учили все аккуратно складывать и убирать на место. И я думаю, это генетически передается в большей степени, нежели что-либо другое.
— Семейная привычка?
Он кивнул.
— Они оба врачи — хирурги. Умеют узлы завязывать одной рукой, тщательно сшивать части, одну с другой. Они объявили войну микробам. Я думаю, иногда у них в голове возникала путаница, и они меня, маленького, тоже причисляли к микробам.
Он, по-видимому, хотел меня рассмешить, но глаза его были прежними. Я чувствовала печаль, оставленную в нем этим безмикробным детством.
— Вы тоже врач?
— Нет. В знак протеста. Они хотели, чтобы я изучал медицину, а я вместо этого выбрал вычислительную технику — направление, дальше всего отстоящее. Мои программы для меня — почти живые. Я не уверен, что родители то же самое могли бы сказать о пациентах — очень уж они любят исследования и цифры. О людях они не много говорят.
Я вдруг представила его работающим на компьютере в таком же белом халате, как и у его родителей.
— Моя работа легче, — сказал он. — Компьютер, если не нужен, можно выбросить. У них такой возможности нет. — Он вынул поднос и достал две китайские кружки из блестящего стального укрытия. — Как вам нравится моя квартира?
— Здесь уже все закончено? — спросила я.
Он закивал энергично, так как в этот момент разливал кофе, ни одной капельки — мимо.
— Да, все комнаты как раз такие, какими я хотел их видеть.
Да, именно так. Не было ни картин, ожидавших, когда их повесят, ни большого пестрого дивана, который еще не принесли.
— Все комнаты одинаковые? — все же спросила я, хотя знала ответ заранее.
— Более или менее. Мне здесь удобно.
— А вам не кажется, что тут немного… скучновато? — Я проговорила это раньше, чем смогла заставить себя замолчать. Его кривая усмешка вызвала у меня желание проверить, действительно ли он такой честный, каким кажется.
Он, казалось, искренне удивлен.
— Нет, я считаю, что здесь очень спокойно.
Я осмотрела все вокруг со своего безопасного места на табуретке и вроде бы поняла, что он имел в виду. Здесь не было ничего, что могло бы стеснять тебя, как-то подавлять. Блестящие поверхности кухни, казалось, отражали только друг друга. По непонятной причине наше присутствие на них никак не сказывалось.
— Здесь нет ничего, что могло бы привидеться в кошмарном сне, — сказал он, продолжая удивляться. — Нет ничего угрожающего.
В этом я не была уверена. Мне снятся ужасные сны, в которых я до бесконечности брожу по пустым зданиям, полагая, что нашла выход, но каждая следующая комната, в которую я попадаю, оказывается точной копией предыдущей, и я уже начинаю бояться, что догоню сама себя, если все так дальше будет продолжаться. Я вижу, как пыль разлетается за кем-то, по чьим следам я иду, но оказывается, что этот «кто-то» и есть я сама. Если я пойду немного быстрее, мне удастся увидеть взмах моей юбки прежде, чем она исчезнет за углом.
— А что думают о квартире ваши родители? — спросила я.
— Она им… нравится.
Я начала испытывать симпатию к его родителям. А известно ли им, что он винит их в собственной раздражительности? Должно быть, они очень умные люди, хоть и проводят дни за разрезанием и сшиванием человеческих внутренностей.
— А как они относятся к вашей работе?
Он снова улыбнулся, и тут я как-то внезапно поняла, что он волнуется. Я до сих пор никого не встречала, кто бы стал из-за меня волноваться. У меня в горле что-то задрожало, а внутри все сжалось.
— Они не имеют ничего против. Мне все удается довольно легко, и я зарабатываю при этом до смешного много денег.
Читать дальше