Об этом свидетельствует уже та непоследовательность, с какой советские текстологи стирали разного рода следы цензуры и автоцензуры. Так, в одном из беловиков 2-й главы «Евгения Онегина» к стиху Царей портреты на стенах Пушкин сделал сноску: «Дл<���я> ценз<���уры>: Портреты дедов на стенах» [6] Пушкин. Указ. соч. Т. 6, стр. 31, 557. В дальнейшем, кроме специально оговоренных случаев, роман цитируется по этому изданию (основной текст — с указанием главы и строфы, варианты — с указанием номера страницы).
. Только подцензурный вариант, предусмотрительно заготовленный автором, печатался при его жизни, и поэт ни разу не попытался вернуться к исходному тексту — это сделали за него редакторы посмертных изданий, в том числе юбилейного академического.
Совсем по-другому они обошлись со строкой пушкинского подражания Данту: И с горя пернул он — Я взоры потупил («И дале мы пошли — и страх обнял меня…», 1832). В беловом автографе процитированный текст Пушкин оставил незачеркнутым; при жизни поэта стихотворение не публиковалось. М. А. Цявловский решил, что обсценный вариант строки «представляет собою окончательную редакцию, а редакция: „Тут звучно лопнул он — я взоры потупил“<,> приписанная на полях, является вынужденной цензурными соображениями» [7] Цявловский М. А. Комментарии. — В кн.: Пушкин А. С. Тень Баркова. Тексты. Комментарии. Экскурсы. М., 2002, стр. 229.
. И несмотря на это Цявловский, под редакцией которого был выпущен 3-й том академического собрания сочинений, включил в основной текст стихотворения как раз тот вариант строки, который сам счел уступкой цензуре, тогда как неприличному слову нашлось место всего-навсего в разночтениях [8] Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 3, [кн.] 1. [М.; Л.], 1948, стр. 282; 1949, [кн.] 2, стр. 881.
.
Еще меньше повезло стихотворению «Телега жизни» (1823): о его полном подлинном тексте читателю приходится догадываться. Посылая свои стихи П. А. Вяземскому, автор писал: «Можно напечатать, пропустив русской титул» [9] Там же, 1937, т. 13, стр. 126.
. Пушкин имел в виду матерную брань во второй строфе, и поскольку для советской цензуры она была так же неприемлема, как для царской, редакторы академического собрания сочинений сделали в «Телеге жизни» купюру:
С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошел!…… [10] Там же, 1947, т. 2, [кн.] 1, стр. 306.
Стоит отметить, что в своем пуризме текстологи переусердствовали: пунктуационно строфа оформлена так, будто она не имеет окончания, притом что в других местах то же самое выражение обозначено прочерками в угловых скобках: <--- -> [11] В академическом издании «Онегина» тоже есть слово, опущенное по цензурным соображениям. В черновике 2-й главы романа характеристика матери Татьяны была поначалу более грубой: Секала <-->, брила лбы (стр. 295).
.
Очевидно, что корифеи отечественной текстологии всячески выпячивали одни пушкинские «вольности» и старались поглубже запрятать другие — в результате смещались пропорции и искажалась историческая перспектива. Хотя два значения слова вольность: «политическая свобода, независимость» и «излишняя непринужденность, нескромность» — в «Словаре языка Пушкина» разграничены [12] «Словарь языка Пушкина». В 4-х томах. Т. 1. М., 1956, стр. 345–346.
, но в сознании поэта и его современников они были нерасторжимы [13] Подробнее см.: Пушкин А. С. Тень Баркова…, стр. 9.
. Внутреннее единство различных проявлений «вольности» коренилось в идеологии французского либертинажа (libertinage), наложившего свой отпечаток на образ мысли и манеру поведения фрондирующего русского дворянства конца 1810 — начала 1820-х годов.
Стремление во что бы то ни стало убедить читателей в том, что Пушкин «вольность хочет проповедать», вело к текстологическим курьезам. В XVII строфе 1-й главы автор описывает обычаи театральных завсегдатаев: <���…> Где каждый, вольностью дыша, / Готов охлопать entrechat <���…> В беловой рукописи текст исправлен: Где каждый, критикой дыша (стр. 547). Хотя изменение, по-видимому, внесено чужой рукой, нельзя исключить, что его инициировал Пушкин. Во всяком случае, оно было авторизовано и появилось примерно на полгода раньше, нежели текст поступил в цензуру: в копии Л. С. Пушкина, которая частично сделана самим поэтом и содержит его многочисленные поправки, находим только критику и никакой вольности (так же, как в прижизненных изданиях). У нас нет оснований думать, что этот вариант был Пушкину навязан. Кроме того, сомнительно, чтобы исходное чтение могло вызвать нарекания цензора: во-первых, в XXIV строфе той же главы слово вольность в значении «политическая свобода» было пропущено в печать(Защитник вольности и прав / В сем случае совсем не прав); во-вторых, в контексте XVII строфы вольность — это скорее «личная независимость» либо «несдержанность, нескромность поведения». В ней не больше вольнодумства, чем гражданственности у «почетного гражданина кулис»:
Читать дальше
