С другой стороны, «Две силы» — это очередное изложение политической доктрины писателя, сторонника монархического строя, убежденного, что «сквозь февральскую дыру хлынуло что-то поистине сатанинское — бессмысленное, бесчеловеческое, безбожное» и наступили антихристовы времена. (Хочется с этим согласиться.)
В. С. Жуковский. Лубянская империя НКВД. 1937–1939. М., «Вече», 2001, 352 стр.
Сыновья, наверное, должны защищать своих отцов, пусть те и не всегда бывают правы. Андрей Маленков и Серго Берия уже выпустили книги, оправдывающие поступки Георгия Максимилиановича и Лаврентия Павловича. О репрессированных отцах-большевиках с уважением вспоминали Алкснис, Антонов-Овсеенко, Икрамов, Примаков, Трифонов, Якир и проч.
Настал черед Владимира Семеновича Жуковского — сына (от первого брака) Семена Борисовича Жуковского — расстрелянного в 40-м заместителя одиозного Николая Ежова. Семен Жуковский отвечал в НКВД за хозяйственную деятельность; именно Ежов (человек «доброй души и чистой совести», по определению другого Николая Ивановича — Бухарина) взял его на работу в органы.
Беспорядочная работа НКВД тех лет сводилась к поиску новых и новых контрреволюционных центров, не существующих в действительности. Огромный аппарат органов, занимавший видное место в системе государственной власти (одна шестая часть депутатов Верховного Совета была чекистами), захлебывался в бесконечности заговоров. Революции с самого начала методично пожирают своих детей: автор напоминает о расправах над красными командирами Мироновым и Думенко, о самоубийстве в ожидании ареста Ковтюха, прототипа Кожуха из «Железного потока» (Серафимович впоследствии попытается защитить от расправы своего хорошего знакомого — Жуковского); но массовые чистки конца 30-х трудно расценить иначе, как целенаправленное уничтожение правящего класса, проходящее под восторженное одобрение трудящихся. Автор напоминает о том, о чем вспоминают редко: о карикатуре Бориса Ефимова «Ежовые рукавицы», о страшной статье Чкалова против театра Мейерхольда и проч.
Анализируя ход расследования по делу отца, Жуковский-младший опирается на документы спецхрана КГБ, потому отпадают сомнения в достоверности проведенной автором работы. Среди тех, кто допрашивал Жуковского, были и первые лица НКВД — Берия, Меркулов, Эсаулов, Шварцман. В виновность Жуковского не верил никто. В документах фигурируют в качестве главных шпионов лица, не существующие в реальности, такие, как, например, немец Артнау — «потомок достославного поручика Киже», по замечанию автора книги. Не остается сомнений в том, что обвинения ежовских чекистов в шпионской деятельности сфабрикованы от и до. Не случайно подавляющее большинство фигурантов на суде отказались от показаний, выбитых на следствии. Жестокий и несгибаемый Ефим Евдокимов в последнем слове обвиняемого сказал: «Я скоро умру, но я хочу сказать суду, что и при новом руководстве аппарат НКВД работает так же, как работал и при ЕЖОВЕ, а отсюда получаются к.р. организации, которой сделался я и другие». Евдокимов был расстрелян, а его жену и двадцатилетнего сына уничтожили за десять дней до того. Восемь лет «за недоносительство» отсидела и жена Жуковского Елена.
«Пускай виновны Постышев с Тухачевским, но ведь они и наказаны жестоко. Пытаны, ошельмованы, расстреляны, страшна участь их родных и близких», — пишет автор книги, в полной мере относя эти слова и к своему отцу — Семену Жуковскому.
Улла Риутта, Йоханес Тоги. Осужденный по 58-й статье. История человека, прошедшего уральские лагеря. Перевод с финского. СПб., «Библия для всех», 2001, 271 стр.
Автор и герой книги Йоханес (Иван Адамович) Тоги [42]— ингерманландский финн, чье детство прошло в местах, где мирно перемежались русские и финские поселения. Юный Тоги жил словно на ожившей лубочной картинке и воспитывался в традициях евангельских христиан-баптистов. В те годы граница с Финляндией была прозрачной, и семьи свободно навещали родственников, живущих за кордоном; к середине 30-х дружному семейству Солоневичей пришлось проявить феноменальную смелость и выдержку, чтобы ее преодолеть; позже — столбы, колючка, взрыхленная зона и не знавшие иных времен молодые пограничники с недобрыми псами на поводках.
Первый раз Ивана Адамовича Тоги арестовали в Ленинграде по обвинению в участии в убийстве Кирова. Второй арест был непосредственно связан с его проповеднической деятельностью. Пытали его и в первом, и во втором случае — держали сутками в несгораемом шкафу, били.
Читать дальше
