Хольм ван Зайчик. Дело лис-оборотней. Перевод с китайского Е. И. Худенькова и Э. Выхристюк. СПб., «Азбука-классика», 2001, 350 стр.
Хольм ван Зайчик. Дело победившей обезьяны. Перевод с китайского Е. И. Худенькова и Э. Выхристюк. СПб., «Азбука-классика», 2002, 350 стр.
Шаг от феодализма до социализма, шаг от социализма к феодализму — короче воробьиного клюва и глубже Марианской впадины. Страшно и приятно вместе заглядывать в эту узкую, как укол божьей шпаги, рану. Хольм ван Зайчик — бывший голландский коммунист, бывший советский шпион, в годы Второй мировой войны помогавший СССР и США справиться с фашизмом и сохранивший в себе гуманистический исток коммунизма — мечту о всесветном братстве народов и людей, передал своим переводчикам, Евстафию Худенькову и Эмме Выхристюк, новые два романа о приключениях ордусских детективов Багатура Лобо и Богдана Руховича Оуянцева-Сю. В первом действие происходит на Соловецких островах, описанных (надо отдать должное голландцу, забывшему о существовании родной Голландии ради полюбившихся ему России и Китая) очень узнаваемо. Тема первого романа очень близка одному из представителей переводчиков Хольма ван Зайчика, Вячеславу Рыбакову: как это мучительно, что европейская, христианская традиция не предполагает многоженства. (Кажется, дела с этим в Европе изменяются с пугающей быстротой.) Вообще говоря, Хольм ван Зайчик гораздо больший европеец, чем сам предполагает. Мир, изображенный им, чаемый европейскими либералами и социал-демократами, мультикультуральный веротерпимый мир разных конфессий и наций, — утопия западного образца, а не идеальное общество восточного чекана. Действие второго романа происходит в Москве. Тема — «Анти-Государь», «Анти-Макиавелли» — со времен Фридриха II родственная европейской культуре. Мол, нет ничего хуже и опаснее для политика, чем наживание капитала на стравливании двух противоборствующих сил и на использовании их драки в своих интересах. Иное дело, что Фридрих II писал «Анти-Макиавелли», но поступал частенько именно как Макиавелли. Однако это совсем другой коленкор, поскольку Хольм ван Зайчик все ж таки не Фридрих Великий.
— 7
Леонид Гиршович. Суббота навсегда. СПб., «Чистый лист», «Ретро», 2001, 752 стр.
Графоманский бред, в котором нет-нет да и появляются гениальные литературные находки. Но все эти находки тонут в нечитабельной семисотстраничной лохани. Леониду Гиршовичу кто-то, видно, объяснил, что он-де — Джойс. НЕТ! Он не Джойс. Он — другой… Добро бы он еще писал красиво, толково, а то: «Три вспорхнувших орла тут не главное». Конечно, не главное. Порхают и вспархивают бабочки, воробышки и колибри. Орлы не порхают. Или: «Даже речь Ленина, которую я сейчас слышал, хоть и совпадала внешне, за вычетом какой-то чепухи, с нашей „савейской“, по сути своей не являлась таковой»… Если вы подумали, что имеется в виду речь известного экстремиста, Ленина, то вы ошиблись. Леонид Гиршович имеет в виду речь старорежимной барышни Лены. А «проломленный черный череп лужи»? (Террорист, понимаешь…) А «прямо, пукнул и извинился»? Такого рода ляпы немыслимы в романе со столь широким временным и пространственным охватом — от библейской древности до наших дней, от средневековой Испании до России ХХ века — каковым является «Суббота навсегда» Леонида Гиршовича.
Виктор Широков. Шутка Приапа. Роман. М., ЗАО «Издательский дом Гелиос», 2001, 317 стр.
Умелая, но несмешная пародия на бульварные романы прошлого, позапрошлого и нынешнего веков. Всевозможные стилистические ляпы, исторические и психологические ошибки оправданы тем, что это же «pulp fiction»! Тем самым писательская задача облегчается за счет благодарного реципиента-читателя. Описание злоключений современного писателя, скрывающегося от милиции из-за одного преступления, арестованного за другое, а совершившего (по всей видимости) третье, смонтировано с бульварным романом XIX века про предков этого самого писателя. (Предки нафулиганили. Сын трахнул маму, а потом — по незнанию — трахнул свою же дочку от своей же мамы.) Пародийный текст не без морали. Дескать, стремление соблюсти ложно понятые приличия приводит к нарушению самих основ человеческого, цивилизованного общества. Мораль претендует на некую историософичность. Мол, к социальной катастрофе в ХХ веке Россию привело стремление соблюсти ложно понятые приличия. В главной (современной) части романа содержатся какие-то не ясные мне намеки. Но это — для следователей, которые читали «Драму на охоте» Чехова.
Читать дальше
