Джулия Стюарт - Сват из Перигора

«Возможно, моя Гениальнейшая Идея вовсе не была уж такой гениальной и я совершил ужаснейшую ошибку, — рассуждал Гийом Ладусет, уставясь в пространство. — Что будет, если я не найду для своих клиентов достойного объекта любви? Они же возненавидят меня. Попрут вон из деревни. Кто тогда присмотрит за моим potager?» [13] Огородик (фр.).

Он смотрел перед собой, ничего не видя. «И вообще, кто я такой, чтобы давать советы в делах сердечных?» — вопросил Гийом, вспомнив о письме, которое выкопал накануне и на которое так и не смог ответить. Он тяжко вздохнул и уже собирался заварить себе еще чашечку кофе, но тут внимание его привлекло нечто подозрительное на левой магазинной кожаной сандалии. Он поднял сандалию с пола и поднес к носу. Гийом как раз изучал, ярясь с каждой секундой все сильнее, то, что без сомнения являлось следами куриного клюва, когда дверь в контору неожиданно отворилась. Это была Эмилия Фрэсс.

Несколько мгновений Гийом смотрел на гостью — зияющая рана самоуничижения мешала ему двинуться с места. Но все же нагнулся, уронил поклеванную обувку на пол и незаметно сунул в нее ногу. После чего встал и, должно быть, направился к двери, но когда позже, ночью, уже в постели, Гийом пытался мысленно воспроизвести тот момент, то так и не смог вспомнить, как же все это происходило. Ринулся ли он к ней навстречу, как потерявший голову дурачок, или волочил ноги, точно дряхлый старик? Единственное, что он помнил, — так это то, как молча придерживал дверь открытой. Наверное, он стоял там столб столбом, ибо Эмилия Фрэсс в итоге спросила:

— Я могу войти?

— Да, да, конечно, входи же, входи, — зачастил Гийом, не сводя с Эмилии глаз, а та прошла мимо, остановилась посреди комнаты и повернулась к нему лицом.

Вспомнив о манерах, сваха приблизился к визитерше и поцеловал в обе щеки. Наклоняясь, он вдохнул аромат ее кожи — такой знакомый, словно и не было этих долгих двадцати девяти лет. Но когда позже, ночью, уже в постели, Гийом пытался вновь вспомнить этот запах, то не смог.

Проводив владелицу замка к креслу и предложив кофе, Гийом прошел к маленькому столику в глубине конторы. Но там, стоя перед кофеваркой, спиной к гостье, он обнаружил, что забыл, что же делать дальше. А когда наконец вспомнил и прождал несколько минут, пока вода пройдет через фильтр, то вдруг сообразил, что вилка вынута из розетки, — привычка, которую он перенял от своей матери на случай электрической бури. И, представляя, как Эмилия Фрэсс сидит у него за спиной на мягкой подушке с вышитым вручную редисом и с отвращением разглядывает жуткие розовые стены, он жалел, что не перекрасил их в другой цвет.

Но вот две полные чашки водружены на стол с чернильным пятном, которое Гийом поспешно прикрыл телефонным аппаратом. Затем сел на вращающийся стул и вновь посмотрел на Эмилию Фрэсс. Та ответила взглядом глаз цвета свежего шалфея и улыбнулась.

— Я очень рад видеть тебя, — улыбнулся ей в ответ сваха.

— И я очень рада видеть тебя, Гийом.

— Ты совсем не изменилась.

— Я поседела, — застеснялась гостья, и рука ее инстинктивно потянулась к затылку.

— Тебе очень идет.

— Спасибо.

Они замолчали, но продолжали смотреть друг на друга.

— Лизетт Робер говорила, ты бросил парикмахерство и открыл брачную контору.

— Так и есть. А ты, я слышал, замок купила?

— Да, верно.

— Ну и как он тебе?

— Я его просто обожаю!

В комнате вновь расцвело молчание.

— Вообще-то, — первой нарушила паузу Эмилия Фрэсс, — я тут как раз подумала, что, может, ты сумеешь мне помочь.

— Господи, ну конечно. Разумеется, тебе нужна помощь — попробуй-ка разберись там со всем в одиночку! Что я могу сделать для тебя?

— О, это никак не связано с замком.

— Нет? — искренне удивился Гийом Ладусет.

— Я думала, вдруг ты поможешь мне найти любовь?

Спустя полчаса — в старинном шафрановом платье, будто обрезанном по колено, и с белым георгином в волосах, заколотых на макушке чем-то блестящим, — Эмилия Фрэсс покинула «Грезы сердца» уже в качестве клиента, подписавшегося на «Непревзойденную Серебряную Услугу».

Прохрустев по ковру из засохшего голубиного помета, устилавшему подъемный мост, владелица замка толкнула массивную, выбеленную солнцем дверь, которую держала незапертой в надежде, что кто-нибудь украдет коллекцию ужасных старых кукол в истлевших кружевах. Она сбросила свои нелепые средневековые туфли и прошагала мимо скелета ламы по коридору, заросшему цветастой колонией плесени, которую весь ученый мир считал давно вымершей. В прохладе кухни она окинула взглядом сверкающие медные котелки и сковородки. В предвкушении приятного дня, который она собиралась посвятить чистке того немногого, что еще осталось, Эмилия сняла с полки большую форму для булочек и расположилась на кресле с резными ножками в виде вепрей. Она терла медные выпуклости внутри и снаружи, пока не увидела в отражении свою голову, искаженную до отвратительнейших пропорций. Вернув форму обратно на полку, Эмилия взяла сковороду для камбалы. Но не успела владелица замка приступить к плоской крышке, как раздался звонок. Оставив крышку на столе, она прошлепала босыми ногами обратно по коридору, мимо скелета ламы, и открыла дверь. На пороге, щурясь от солнца, стоял незнакомый мужчина. В одной руке он держал блокнот, другая прижимала к животу мягкий кожаный портфель. Понадобилось не меньше минуты, прежде чем глаза Эмилии Фрэсс приспособились к свету, и лишь тогда она заметила на правом ботинке гостя нечто похожее на пятно от рвоты.