Кляня себя на чем свет стоит за величайшее, как ему казалось, несчастье всей своей жизни — ведь он не смог сконцентрироваться на первоочередной задаче, — следующие несколько лет Пьер Моро, дабы избавиться от этого недостатка, посвятил изучению живописи, орудуя масляными красками. К крайнему удивлению Пьера, результат оказался поразительным, однако он не мог рисовать ничего, кроме своей утраченной любви. После женитьбы он отложил кисть, посчитав это изменой по отношению к супруге. Достав из тайника написанные портреты, он развел в глубине сада большой костер и сжег все, кроме одного — самого любимого. Не в состоянии расстаться с портретом, он повесил его за поленницей в дровяном сарайчике — так, чтобы иметь возможность любоваться им, убрав пару-тройку поленьев. Каждый год Пьер Моро не мог дождаться зимы, рьяно выполняя частые требования супруги принести дров для камина.
Единственным, с кем Пьер Моро говорил о своей тайной страсти, был он сам. Он забирался подальше в лес и изливал душу с такой безысходностью, что спугивал птиц, и ничто не росло вдоль тропинок его нечленораздельных метаний. Навязчивые попытки мадам Ладусет оградить мужа от всяческих недугов — постоянный источник их семейных раздоров — лишь усиливали чувства Пьера. И когда мадам Моро публично ополчилась на предмет его безответной страсти, он попытался сделать все от него зависящее, лишь бы как-то смягчить конфликт. Для отвлечения внимания он задаривал жену всякого рода безделушками, включая сатиновые ленты и блестящие свистульки, купленные у странствующих торговцев, однако из всех покупок мадам Моро интересовала только одна — кило свежих помидоров. Со временем мужу пришлось прибегнуть к иному средству — он начал прятать боеприпасы супруги, — но та просто шла в бакалею и покупала новые. До мсье Моро так и не дошло, что величайшее несчастье всей его жизни состояло не в том, что он не женился на Флоранс Фузо, а в том, что он взял в жены истинную любовь, но так этого и не понял.
Выйдя на пенсию, Пьер Моро посвятил свое теперь уже не имевшее себе равных умение концентрироваться наблюдению за муравьями, однако занятие не приносило ему и десятой доли той радости, что некогда давала живопись маслом. Мсье Моро вновь вытащил из сундука свои кисти, но оказалось, что у него развилась катастрофическая аллергия на скипидар.
Гийом Ладусет всегда испытывал жуткую неловкость из-за затяжной и публичной войны между матерью и мадам Моро. Вскоре после печально известного мини-торнадо 1999-го Гийом, в очередной раз забирая из химчистки пальто своей матушки с томатными кляксами на спине, решил пригласить мсье Моро на рюмочку аперитива — в надежде, что тот сможет уговорить жену прекратить или, по крайней мере, поубавить обстрелы, принимая во внимание тщедушие противницы. После обильных извинений за поведение супруги мсье Моро объяснил, что за долгие годы совместной жизни ему ни разу не удалось убедить жену изменить свое мнение. И единственное утешение, которое он мог предложить хозяину дома, это то, что при возрасте, в коем сейчас пребывает мадам Моро, она поражает цель лишь с пятого броска. Хозяин и его гость едва успели перейти ко второму бокалу домашнего «пино», как мсье Моро вдруг поднял глаза и увидел портрет, краски которого были буквально замешаны на его слезах. Разумеется, он тут же решил, что Гийом Ладусет и есть тот самый вор, и был так ошеломлен этим обстоятельством, что поставил почти не тронутый бокал обратно на стол и объявил, что ему пора.
В следующие месяцы мсье Моро полностью забросил изучение муравьев, так как не мог думать ни о чем, кроме своей картины. Сутра до вечера он просиживал на скамейке в коричневых нейлоновых брюках и голубой бейсболке, мечтая еще хоть одним глазком взглянуть на губы, над которыми когда-то корпел не один месяц — столь велико было нежелание художника оставлять изгибы, напоминавшие ему об ивовых листьях. Он представлял, как Гийом Ладусет под покровом ночи прокрадывается в сарайчик и обнаруживает тайник с портретом, — мсье Моро так и не смог понять, как преступному парикмахеру удалось проделать сей невероятный трюк. В воображении старику виделось, как Гийом снимает портрет со стены, кладет в большой холщовый мешок и ускользает через дыру в заборе. Но самым ужасным во всем этом была дерзость вора, наглость, с которой тот выставил портрет у себя в гостиной. Однако потребовать картину обратно старик не мог: он был уверен, что парикмахер узнал натурщицу и непременно раскроет его секрет.
Читать дальше