Джулия Стюарт - Сват из Перигора

Гийом Ладусет — единственный, кого похмелье обошло стороной, — проснулся на несколько часов раньше других. Однако выбраться из бара сразу сваха так и не смог, ибо был пришпилен к полу громадной тушей Патриса Бодэна. Освободившись, он еще несколько секунд лежал без движения, готовясь к атаке бесчисленных иголочек, и те не заставили себя ждать, вонзившись в каждую клеточку его тела с такой свирепостью, что у свахи перехватило дух. Когда боль немного отпустила, Гийом вышел на свежий воздух и тотчас же кинулся на поиски своей матушки. Пробравшись мимо козы, что расшвыривала помет по доскам пола в прихожей, точно шарики из детских игр, он нашел мадам Ладусет за кухонным столом, рядом с кучкой утиных перьев. С довольным видом старушка стегала пуховое одеяло, а на плите стояла посудина со свежеприготовленным фуа-гра.

Убедившись, что матушка цела и невредима, сваха поспешил к замку и обнаружил, что внутренний двор весь изрыт обломками каменных зубцов. Гийом пробрался сквозь останки крыши часовни и рухнувшего остова билетной будки, толкнул выбеленную солнцем входную дверь и громко позвал Эмилию Фрэсс. Но ему ответила тишина. После трех часов отчаянных и бесплодных поисков Гийому удалось обнаружить лишь нелепые средневековые туфли владелицы замка: как и накануне, те одиноко стояли в прихожей, возле скелета ламы. Желудок свахи скрутило от мрачных предчувствий, и он кинулся в лес. Он звал и звал Эмилию, карабкаясь поверх искореженных деревьев с их длинными, извилистыми, вывороченными наружу корнями. Потом, не зная, что делать, вернулся к себе в «Грезы сердца». Он как раз выносил на улицу цветочный ящик Жильбера Дюбиссона, когда проходивший мимо плотник Дидье Лапьер сообщил, что из всех жителей в деревне недосчитались только Эмилии Фрэсс. Сваха, у которого с утра во рту не было ни крошки — отчаяние начисто лишило его аппетита, — снова помчался в замок. Обшарив каждый уголок, он прочесал все окрестные поля и, вооружившись фонарем, вновь отправился в лес, где жуки-олени совершали ночной полет вокруг каштанов, их черные рога-клещи устрашающе вырисовывались на фоне розового блюдца луны. С рассветом Гийом вернулся домой ни с чем. Выдвинув ящик ночного столика, он достал складной охотничий «нонтрон», на самшитовой рукоятке которого были выжжены старинные узоры, лег на кровать, положил нож во впадинку на своей грудине — служившей, по словам его деда, замечательным местом для соли, куда так удобно макать сваренное вкрутую яйцо, — и попытался уснуть. Но сон так и не пришел.

На следующее утро комитет по организации праздников объявил, что торжество, посвященное чудесному исцелению Патриса Бодэна от вегетарианства, состоится во второй половине дня. Большинство местных жителей надеялись, что факт возвращения аптекаря к нормальной жизни поднимет жалкую репутацию Амур-сюр-Белль на общем фоне Зеленого Перигора. Но это была далеко не единственная причина, почему обитатели деревни были благодарны Патрису Бодэну за его возвращение. С появлением аптекаря отпадала необходимость таскаться за рецептами аж в Брантом, но самое главное — неожиданное явление Патриса Бодэна в баре «Сен-Жюс» отвлекло подпивших сельчан от признаний в их гнусных грешках.

В кои-то веки обошлось без споров насчет меню. Под рухнувшими надгробиями обнаружилось четырнадцать придавленных цыплят, пять погибших коров подобрали на трех Рю-дю-Шато, семь бездыханных свиней стащили с крыш домов, из пересохшего рва выудили множество скончавшихся уток, а облысевшее кукурузное поле обрамляли пунктиром восемь овечьих туш.

Стоило обитателям Амур-сюр-Белль прослышать, что для подготовки намечающейся пирушки нужны помощники, как они тотчас же побросали своих раненых и кинулись доставать с чердаков вертелы и барбекю. Те, кому не удалось разыскать гастрономический инструмент, спустились в погреба и принялись мастерить новый из того, что попалось под руку. После чего все дружно снесли свои агрегаты на поле, где члены комитета по организации и проведению праздников уже украшали изгороди вывороченными из земли подсолнухами. После того как односельчане по достоинству оценили мастерство и изобретательность друг друга, на вертелы — два из которых вращались с помощью велосипедных колес — нанизали мясо, мариновавшееся еще с вечера в бесполезных ваннах.

Гийом Ладусет, чей мозг буквально кипел от недосыпа, а желудок крутило от нараставшей тревоги, не имел ни малейшего намерения участвовать в празднестве. Поблагодарив стекольщика за то, что тот так быстро откликнулся на его зов, сваха поднял подушку с вышитым вручную редисом, вынес на улицу и стряхнул с нее несколько комочков земли. После чего вернулся в контору и решил еще раз подмести пол. Гийом как раз убирал веник на место, когда открылась входная дверь. Это был Стефан Жолли.