Джулия Стюарт - Сват из Перигора

Когда парад закончился, спутники решили взглянуть на демонстрацию древних ремесел. При виде старинной паровой молотилки мадам Серр тут же вспомнила, как точно такая же машина, которой пользовались по очереди все окрестные деревушки, приезжала в Амур-сюр-Белль каждый год в июле. Наблюдая, как две женщины в белых чепчиках стегают пуховое одеяло, Пьер Рузо заметил, что еще помнит, как его тетушка сидела за точно такой же рамой. Дальше вниз по улице они задержались полюбоваться крестьянкой в длинной юбке и башмаках с заостренными носками, сидевшей в импровизированном загоне. Меж ног женщина крепко держала утку и через воронку насильно кормила птицу, дабы печень стала пожирнее. Опустив в воронку несколько жменей кукурузы, крестьянка весело поворачивала ручку, и зерна сами собой скользили в утиную глотку. Глядя, как крестьянка гладит шею птицы, чтобы зерно не застряло в горле, мадам Серр с сожалением призналась, что ей очень не хватает гусей и уток, ведь так приятно, когда у тебя между ногами зажато мягкое упитанное тельце. Наблюдая, как кузнец в белоснежной толстовке дергает вверх-вниз ручку жаровни, подавая воздух на раскаленные угли, Пьер Рузо поинтересовался, помнит ли мадам Серр время, когда в полях работали ослики, на что та ответила утвердительно. Они попробовали свежайшее ореховое масло, что капало прямо из пресса, и мадам Серр вспомнила испачканные желтым пальцы своей матушки, которая каждую зиму раскалывала миллионы грецких орехов маленьким молотком.

Вскоре желудки напомнили им, что дело идет к полудню, и, взявшись за руки из боязни потеряться в толпе, парочка направилась к огромной палатке, где подавали комплексные обеды. Уставшие, но довольные, они присели за деревянный стол. Пьер Рузо налил обоим по бокалу местного «Фелибре» и попросил мадам Серр рассказать о себе. Она охотно ответила, что вырастила восемь здоровых детей и потому ни разу не пожалела, что вышла за своего мужа. В конце концов он бросил ее из-за ее же измены и тем самым избавил от необходимости уходить от него самой. Героически справившись с чесночным супом, паштетом из гусиной печенки, утиной ножкой конфи с бобами, салатом из «Кабеку» и грецких орехов, пирогом с малиной, кофе и сливовым шнапсом, каждый из них согласился, что самое неприятное в старости — то, что не удается осилить столько, сколько ел раньше.

После сытного обеда они прогулялись до главной площади, где взяли свободную скамейку, перенесли в тень платана и, присев, стали наблюдать за народными танцами под аккомпанемент старинной шарманки и диатонического аккордеона.

Оба были в восторге от польки, но изнурены нестерпимой жарой, и отставной парикмахер предложил отдохнуть у реки. Они нашли тихое местечко в тени, и Пьер Рузо открыл для мадам Серр — у которой, по ее словам, совсем не осталось сил — баночку «Перье». Они скинули обувь и сели рядом, глядя на поскрипывающие у их ног кирпичные воды Дордони. Уже потом, дома, заливаясь краской при воспоминании о комичности своего поступка, мадам Серр обвинила во всем солнце, спекшее ей мозги. Так это или нет, но старушка вдруг отдала Пьеру Рузо свою минералку и сказала, что больше не может терпеть. Скрюченными от подагры пальцами она стянула с себя линяло-голубое платье, вошла в восхитительно прохладную воду и, отдавшись течению, поплыла вниз по реке на спине в своих просторных, телесного цвета панталонах.

Гийом Ладусет подъехал к булочной — забрать Стефана Жолли на рыбалку — и заглушил мотор. На сей раз он не стал опускать противосолнечный козырек, чтобы критически осмотреть в зеркальце великолепие своих роскошных усов. Не стал он и открывать бардачок, чтобы убить время. Он даже не выругал мысленно булочника за то, что тот каждый раз заставляет себя ждать. Вместо этого Гийом просто сидел, глядя в одну точку прямо перед собой, и думал о том, что же затеяли его лучший друг и Эмилия Фрэсс. Мысль эта не давала свахе покоя всю неделю. Он смотрел невидящими глазами на место, где некогда возвышался каменный крест, и пытался понять, каким же образом возник этот странный роман. Будь он понастойчивей, заключил Гийом, постарайся он убедить Лизетт Робер в многочисленных достоинствах булочника, — и Стефан Жолли не стал бы искать любовь на стороне.

Гийом Ладусет перевел взгляд на задернутые кремовые занавески и мысленно вообразил, как хозяин булочной стучится в ворота замка, вручает Эмилии коробку mille-feuilles, испеченных искусными пальцами мастера-лауреата, и пробует ее фамильные овощи. Интересно, думал Гийом, явственно представляя себе серебряные как ртуть волосы Эмилии, заколотые на макушке чем-то блестящим, в каком из старинных платьев она встречала гостя?