Махмуд Теймур - Шесть гиней

Другие рассказывают, как Абу Сиба на глухой проселочной дороге остановил машину Савфан-бека — хозяина огромного поместья, включавшего несколько деревень.

Богатый помещик ехал, как всегда, с вооруженной охраной. Он сидел между своими телохранителями, важный и надутый, как индюк среди выводка кур. Заметив на дороге Абу Сиба, просившего шофера остановиться, он велел притормозить, боясь, что тот начнет стрелять. Когда же автомобиль поравнялся с великаном, шофер снова дал полный газ. Но Абу Сиба успел ухватиться за багажник, остановил машину и даже протащил ее несколько шагов назад. Мотор ревел, колеса вертелись, машина не двигалась.

Помещик, с которого мгновенно слетела вся спесь, и его дрожащие от страха телохранители поспешно вылезли из машины, испугавшись, что Абу Сиба выполнит свою угрозу и спихнет ее в канаву. Побросав оружие, они покорно стояли на дороге, испуганно косясь на толстую черную палку в руках Абу Сиба; кровь отлила от лица Савфан-бека, и оно стало зеленым, как окружающие поля.

Последовавший затем разговор между помещиком и Абу Сиба рассказчики передавали с особым удовольствием.

Дрожа и заикаясь, Савфан-бек забормотал:

— Добрый день, добрый день, о Абу Сиба!

Тот не отвечал, продолжая небрежно помахивать огромной палкой.

— О Абу Сиба! — взмолился помещик. — Вспомни, что у меня есть дети!..

— Почему ты беспокоишься только о своих детях? Побеспокойся и о детях других! — оборвал его великан.

— Все мои мысли о детях других людей!

— Очень нужны им твои мысли! Лучше оставь им свой кошелек. Заплати людям за работу. Они умирают с голоду на твоей земле! Отдай им их деньги, чтобы они могли накормить детей!

— Сейчас, сейчас… один момент… один момент, о Абу Сиба…

— И я тоже хочу получить свою плату, плату за этот разговор.

— П-п-п-плата твоя… сколько?

— Пятьдесят гиней.

— М-м-м-может быть, х-х-х-хватит тридцати?

— Я сказал пятьдесят!

— С-с-с-сейчас… сейчас…

Савфан-бек извлек из бумажника несколько кредиток и трясущейся рукой вручил их великану. Тот сунул деньги в карман, взмахнул палкой и затолкал всех в машину. Еще мгновение, и автомобиль, сорвавшись с места, умчался прочь, оставив густое облако пыли, из которого доносился громкий прерывистый хохот и хриплый голос Абу Сиба:

— Э-эх, ребятки!..

Не знаю, что в этих историях правда, а что вымысел, но сам я был свидетелем такого случая. Однажды Абу Сиба сжал большим и указательным пальцем монету в два пиастра; через две-три минуты она переломилась пополам. Все мы — и заключенные и надзиратели — столпились вокруг и изумленно смотрели на его пальцы. Потом тюремщик вынул из кармана другую монету и, хотя давать деньги заключенным категорически запрещалось, протянул ее великану, прося повторить опыт. Абу Сиба взял монету теми же двумя пальцами, и через минуту у него на ладони лежали две половинки. Да, было чему удивляться! Сила этого человека могла сравниться лишь с силой тех богов и титанов, о которых я когда-то читал в греческих мифах.

Скоро стало известно, что в тюрьме два коменданта.

Один был одет в светло-зеленый военный мундир с рядами сверкающих пуговиц и золотыми погонами. Он сидел в кабинете, подписывал бумаги, пил кофе, курил трубку и читал газеты.

Другой — великан Абу Сиба — носил серую арестантскую одежду, еле налезавшую на него. Рукава куртки едва покрывали локти, а штанины кончались где-то чуть ниже колен. Куртка и штаны так плотно обтягивали его фигуру, что казались приклеенными к ней.

Камера, в которой Абу Сиба чувствовал себя почти как дома, походила на маленькую бакалейную лавочку, какие можно встретить в деревнях или в бедных городских кварталах. Она была забита коробками сигарет и спичек, сыром, халвой, чаем, сахаром, кофе. Все это, разумеется, запрещалось держать в камере, однако протоколы обыска, которые ежедневно подписывал главный надзиратель после обхода тюрьмы, всегда заканчивались фразой: «… в результате тщательного осмотра в камерах ничего недозволенного не обнаружено»…

Вскоре все заключенные стали клиентами Абу Сиба. Цены, которые он сам устанавливал на свой товар, были ниже цен «черного рынка», давно возникшего в тюрьме благодаря тайной торговле многих надзирателей. Между ними и Абу Сиба вспыхнула жестокая конкуренция. Самого Абу Сиба никто не трогал. Но ему часто приходилось прибегать к помощи кулаков и даже палки, чтобы защитить своих покупателей от преследования конкурентов, пытавшихся применять к ним параграфы тюремного устава.