Юрий Ряшенцев известен прежде всего как лирический поэт, причем делающий ставку на стихи, как это раньше было принято говорить, социально окрашенные.
Так хорошо начинать стихотворную повесть,
веря в талант и о краткости не беспокоясь
(эту сестренку таланта я видел в гробу!).
Только для повести нет ни сюжета, ни навыка.
Да и с мгновеньем повязан однажды и накрепко —
Ветка и та мне способна напомнить судьбу…
(«Отрицание „бабьего лета“»)
Однако не так давно Ряшенцев представил на читательский суд книгу поэм — «Любовные долги». Открывает ее «Баллада» с весьма экстравагантным сюжетом. Школьник глазеет на полуобнаженных участниц Дня физкультурника. «Почему эти ноги так пышно растут, не кончаясь так долго? В этом мире, скупом на погляд, их не может быть столько — столько смуглых колен из-под шелкового полотна!» «Искушение святого Антония» в условиях пионерского детства может быть истолковано не столько как «аморалка», сколько как инициация, один из первых шагов по лестнице, ведущей во взрослую жизнь.
Тема взросления звучит и в поэме «Кирзовое солнце»: роман с «дворовой примой» Жаной, соперничество мальчишек и их любовные переживания.
…Передо мной уже не сверстник,
а горький раненый мужик.
Я был — как веник против танка.
И вмиг все было решено:
я тем был, кто танцует танго,
он тем был — про кого оно!
«Царь горы» — пожалуй, лучшая из поэм, самая задушевная и пронзительная. Военное время, эвакуация, тяжелый быт тех лет глазами подростка («взрыв бомбы во дворе, бомбежка эшелона»). В провинциальный тыловой городок съезжаются несколько семей. Мальчик из Москвы влюбляется в девочку из Киева. Романтическая школьная дружба на фоне вьюг, заснеженной улицы с единственным санным путем, очередей у колодца, «жалкого жмыха» на ужин и детских дворовых игр в «царя горы» («войне скончанья нет, но есть преграда — детство»).
Ретроспекции, отроческие воспоминания, юношеские увлечения героев сменяются чередой серьезных, «взрослых» переживаний. Суть их — одна. Везде речь — о свойствах страсти. Что мы можем узнать de rerum amor из этой небольшой, в общем-то, книжки? Интимные потрясения подростка ничем не отличаются от потрясений взрослого. Якорь прошлого чувства может тянуться за человеком всю жизнь. Век женской красоты пугающе краток.
У глагола «хотеть» есть три однокоренных существительных — хотение, прихоть и похоть. Эти корни тянутся через всю книгу, как линейки нотоносца, на котором и разыгрываются партии отношений героев. Страсть — отказ, страсть — разлука, страсть — томление… Всегда побеждает страсть. И только исход партии «страсть — старость» предрешен в пользу последней. Время добивается реванша и у любви, и у красоты — одерживает победу надо всем.
Итак, сюжеты почти всех поэм сводятся к романам: отроческим («Кирзовое солнце», «Царь горы»), курортным («Белый танец»), служебным («Генеральша», «Пятый павильон»), туристическим («Гора Медовая»). И только в «Случайной встрече» нет ни развития, ни развязки. Есть лишь одна точка — куст между двух дорог, по которым ведут женский и мужской отряды заключенных.
Излюбленная схема автора, по сути, проста: он и она любят друг друга, жизнь разводит героев в разные стороны, годы спустя они снова встречаются, на мгновение вспыхивает былое чувство — и все. И больше ничего. Он и она уже не те, и возраст не тот, — когда герой видит свою бывшую возлюбленную постаревшей и утратившей прежнюю привлекательность — все проходит. Наступает освобождение:
Она меня чуть-чуть и молча проводила.
И адресов не брать в нас трезвости хватило.
И я пошел один, спокойный и ничей,
в безлюдной полумгле каштановых свечей.
И еще. Под занавес Ряшенцев непременно разрушает образ Прекрасной Дамы. Если в начале поэм героини предстают ослепительными, цветущими и счастливыми, то к финалу картина меняется. В конце произведения автор еще раз выводит их на подиум — мы видим Жану, согрешившую на глазах у героя с «седоватым пижоном» прямо в подъезде, состарившуюся Леду, раздавшуюся после родов Шурочку, разочаровавшуюся в жизни подругу Сценариста. Былые красавицы превращаются в беззубых старух, и это повергает героя в состояние ужаса:
Вот откинется марля. И выйдет оттуда старуха.
И не хватит у жалкой душонки ни власти, ни духа
Изменить выражение глаз, спрятать ужас тоски
От бездушной виктории тлена над прелестью жизни,
От ничтожества плоти в наглядной ее дешевизне…
Читать дальше
