Чарльз Буковски - Женщины

– Какой, блядь, гнусный день, – сказала она. – За машинкой задницу отсидела.

– Давайте встретимся как-нибудь в другой вечер, когда вам будет лучше, – предложил я.

– А-а, блядь, все в порядке. Еще выпью одну и снова оживу.

Валенсия подозвала официантку:

– Еще бокал.

Она пила белое вино.

– Как пишется? – спросила она. – Новые книжки вышли?

– Нет, но сейчас пишу роман.

– Как называется?

– Пока нет названия.

– Хороший получится?

– Не знаю.

Мы оба помолчали. Я допил водку и заказал еще. Валенсия просто не мой тип ни в каком смысле. Мне она не нравилась. Есть такие люди – после первой же встречи начинаешь их презирать.

– Там, где я работаю, есть одна японка. Она делает все, чтобы меня уволили. С начальником-то у меня все ладится, а сучка эта каждый день мне подлянки кидает. Когда-нибудь я ей точно в зад ногой засажу.

– А сами откуда?

– Из Чикаго.

– Мне не нравился Чикаго, – сказал я.

– А мне Чикаго нравится.

Я допил свое, Валенсия допила свое. Потом подтолкнула мне счет.

– Вы не против заплатить? Я еще салат с креветками ела.

Я вытащил ключ, чтобы открыть дверцу.

– Это ваша машина?

– Да.

– И вы хотите, чтобы я в такой старой машине ехала?

– Слушайте, не хотите садиться – не садитесь.

Валенсия села. Вытащила зеркальце и начала подправлять лицо, пока мы ехали. До меня там недалеко. Я остановился.

Внутри она сказала:

– Ну у вас тут и грязища. Вам надо нанять кого-нибудь убраться.

Я вытащил водку и «7-АП» и налил в два стакана. Валенсия стянула сапоги.

– Где ваша машинка?

– На кухонном столе.

– У вас нет рабочего стола? Я думала, у всех писателей столы есть.

– У некоторых даже кухонных нет.

– Вы были женаты? – спросила Валенсия.

– Один раз.

– Что произошло?

– Мы друг друга возненавидели.

– Я была замужем четырежды. До сих пор вижусь со своими бывшими. Мы друзья.

– Пейте.

– Вы, кажется, нервничаете, – сказала Валенсия.

– Да нет, нормально.

Валенсия допила, затем вытянулась на тахте. Положила голову мне на колени. Я начал гладить ее по волосам. Налил ей еще и гладил дальше. Я заглядывал ей в кофточку и видел груди. Я склонился и длинно ее поцеловал. Ее язык метнулся ко мне в рот, вынырнул. Я ее ненавидел. Мой хуй начал вставать. Мы поцеловались еще раз, и я залез к ней в кофточку.

– Я знала, что когда-нибудь вас встречу, – сказала она.

Я снова поцеловал ее, на сей раз с некоторой жестокостью. Головой она почувствовала мой хрен.

– Эй! – воскликнула она.

– Это ерунда, – ответил я.

– Черта с два, – сказала она, – что ты хочешь сделать?

– Не знаю…

– Зато я знаю.

Валенсия встала и ушла в ванную. Вышла она уже голой. Залезла под простыню. Я выпил еще стаканчик. Потом разделся и забрался в постель. Стянул с нее простыню. Что за громадные груди. Она наполовину из грудей состояла. Я сжал одну рукой – потверже, как только мог – и пососал сосок. Тот не отвердел. Я перешел к другой и тоже пососал. Никакой реакции. Я поколыхал ее груди туда и сюда. Засунул между них хуй. Соски оставались мягкими. Сунулся было хуем ей в рот, но она отвернулась. Я уже подумал, не прижечь ли ей задницу сигаретой. Какая масса плоти. Изношенная, стоптанная потаскуха с улицы. Обычно бляди меня зажигали. Хер мой был тверд, но духа в нем не наблюдалось.

– Ты еврейка? – спросил я.

– Нет.

– Ты похожа на еврейку.

– Я не еврейка.

– Ты живешь в Фэрфаксе, правда?

– Да.

– А твои родители – евреи?

– Слушай, чего ты заладил – евреи да евреи?

– Не обижайся. У меня лучшие друзья – евреи. Я снова потелепал ей груди.

– Ты, кажется, боишься, – сказала Валенсия. – Ты, кажется, зажат.

Я помахал хуем у нее перед носом.

– Вот это похоже на страх?

– Ужас какой. Откуда у тебя взялись такие толстые вены?

– А мне нравятся.

Я схватил ее за волосы, прижал головой к стене и всосался ей в зубы, глядя прямо в глаза. После этого начал играть ее пиздой. Долго она собиралась с мыслями. Потом начала раскрываться, и я засунул в нее палец. Нащупал клитор и стал его разрабатывать. Затем оседлал. Мой хуй был внутри нее. Мы в самом деле еблись. У меня не было никакого желания ее ублажать. Хватка у Валенсии была ничего. Я забрался в нее довольно далеко, но она, похоже, не реагировала. Плевать. Я качал и качал. Еще одна поебка. Научно-исследовательская. Не чувствуется, будто вторгаешься куда-то. Нищета и невежество порождают собственную истину. Она моя. Мы – два животных в лесу, и я ее убиваю. Она уже подступала. Я поцеловал ее – и губы ее наконец открылись. Я закопался еще глубже. Голубые стены смотрели на нас. Валенсия начала слегка постанывать. Это меня подстегнуло.