— Девочку еле довезли до больницы… Вызвали обезумевших от ужаса родителей, и закрутилась карусель… Каким только профессорам в каких только странах не показывали больную! Девочку перевозили из одной лучшей клиники Швейцарии в другую лучшую клинику Германии, и никто из врачей не давал гарантий, что когда-нибудь она придет в сознание…
— Эт бывает, — пригорюнилась оседлая цыганка Зина.
— Вот ужас-то! Богатые люди, единственный ребенок, долгожданный… Да еще девка такая мировая! Рехнуться можно!
— Они и заболели с горя, — подтвердила Ирина. — Спустя год отец умер от инфаркта. А мать тоже тяжело заболела и еще через год скончалась. И хотя они оставили после себя значительные средства, но близких родственников у них не оказалось, так, какие-то дальние тетушки, которые походили-походили, да и сдали девочку в какую-то загородную больницу для хроников…
— Слышь, Катька, какое горе в жизни бывает! — окликнула девушку Надя. — А ты здесь из-за шматка нерожденного вторую неделю убиваешься…
— Да погоди ты! — оборвала ее Маша. — Ир, рассказывай, что дальше-то было. Неужто она так и захляла в приюте?
— Ну, слушайте… В этой больнице санитарами подрабатывали студенты медфака. Оплата, конечно, грошовая, работа адова. Выдерживали только парни покрепче. Как правило, приезжие из глубинки, у которых мамы-папы далеко… Ну, и один такой парень, студент второго курса, нанялся туда через сутки дежурить. В первый же день, как вошел в палату с шестью лежачими, как увидел девушку, так и остолбенел.
— Да она ж сколько так лежала? — подала голос Танечка, учительница младших классов. — Там, поди, от нее ничего не осталось, от красоты. Знаем мы эти больницы. Кормят через капельницу да как придется… кому они вообще нужны, хроники?!
Ирина запнулась. В сказовом распеве как-то не предвидела сопротивления реальностью… Сказка сказкой, у жизни же всегда найдется возражение… Но останавливаться нельзя было ни в коем случае.
— А вот влюбился! — воскликнула она. — Такая красота не пропадает… Ну, похудела, да, но… черты лица, знаете, мраморная бледность… роскошные ресницы, соболиные брови… и… какое-то сияние от нее исходило, как от святой… Короче: парень пропал!
И по оживлению в лицах догадалась, что выиграла, победила, убедила! А дальше уже не о чем говорить — только гнать вперед, к победе любви, и точка!
И по прихоти великого сказочника Шарля Перро прекрасный Принц, то есть санитар-студент-медик, стал истово ухаживать за Спящей красавицей, силой любви возвращая ее к жизни… Пол в палате быстренько вымоет, утки вынесет, протрет подоконники, потом сядет вот так, бывало, на кровать, возьмет ее руку, и держит в своей, и гладит, гладит…
— Может, у него задатки экстрасенса были?
— Не знаю, возможно… Только в одно прекрасное утро девушка открыла глаза, увидела у своей койки санитара в застиранном халате — и улыбнулась ему…
…Ирина умолкла. И в палате все молчали.
— А… дальше? — тихо спросила юная Катя.
— Ну, дальше… — задумчиво проговорила Ирина. — Дальше неинтересно, потому что обыкновенно: выучились, женились, родили троих детей. Сейчас оба уже врачи, купили кооператив, живут душа в душу…
Наступила выжидательная тишина в палате. Чего-то не хватало — эпилога, что ли, рассуждения на тему. Вот: нравоучения!
И тогда толстая Надя повернулась с боку на бок, тяжко прохрустев пружинами, и сказала:
— Вот и я говорю… Живешь ты, живешь, очумеешь уже от этой говенной жизни, запаршивеешь душой, думаешь, что никакой любви нет… А она, девочки, есть! Надо только затаиться, ждать и не рыпаться…
И — разом пронесся благодарный вздох, и с пяти коек третьей палаты отделения гинекологии Подольской областной больницы донеслось дружное:
— Да-а-а!..
А все-таки, знаете, — надо любить!
Надо влюбляться, сходить с ума, назначать свидания, задыхаться, тряся грудью, бежать к метро! Да — возраст, да — недостаток кальция, фтора, чего там еще… — у каждого своя гормональная история. Но душе-то все равно пятнадцать лет!
Вот эти две любви почему-то сидят в моей памяти рядышком, хотя произошли в разное время, в разных городах и с совершенно разными людьми.
Одна была рассказана от первого, что называется, лица. На этих историях «от первого лица», как правило, всегда лежит послесобытийный глянец. Человек подчищает ластиком помарки на своей биографии. Именно потому беспощадная простота, с которой этот человек рассказал свою историю, представляется мне достойной пересказа.
Читать дальше
