Обратимся опять к школьной программе. Возьмем «Дубровского». Что вспоминается на сей раз? Маша и благородный разбойник Владимир, самодур Троекуров, любовь и разлука, записки в дупле… Романтика! А между тем в «Дубровском» Пушкин не удержался-таки и «осуществил колоссальное экономическое открытие — экономическую конкуренцию между неравновеликими феодальными собственниками. Причем он вывернул наизнанку чисто зоологическую сердцевину души крупного феодала…». (Ай да Пушкин, ай да сукин сын!) Потому что хорошо понимал идеи «Смита, Рикардо и Сисмонди, а позже и Маркса, что базисные, экономические отношения общества определяют все остальные надстроечные отношения — юридические, религиозные, нравственные и так далее». И Троекуров уже не просто барин-самодур, но «мощная экономическая сила». «Присвоив себе всю экономическую мощь, они [Троекуров и князь Верейский] лишили живительных соков нереализованную любовь двух молодых дворян, оставив им несбыточные надежды, утраченные грезы и романтические мечтания. Бесправному феодальному обществу нет никакого дела до человеческой личности, до любви и страданий… А брак является таким же экономическим контрактом, как купчая имения, недаром же он назывался брачным контрактом, куда записывалось приданое молодоженов, причем приданое (то есть имущество, вещи) ставилось на первое место. О личности человека, о душе, тем более о любви никто и не помышлял, а слезы преднамеренно (! — О. Р.) воспринимались как атрибут счастья». Так что, увы, базис определяет-таки надстройку: и любовь, и слезы, и записочки в дупле — плоды зверских экономических отношений. Тут, правда, возникают вопросы. Если в «бесправном феодальном обществе… о любви никто и не помышлял», то как же сам Пушкин женился по любви? Или это тоже был «брачный контракт»? А столь трагическая развязка семейной жизни произошла оттого, что не вписался Александр Сергеевич в феодальную экономику? Впрочем, это, наверное, отдельная тема…
А мы перейдем теперь к «Пиковой даме». И тоже узнаем немало любопытного. Это вам не просто «три карты, три карты, три карты!», здесь «Пушкин дает субъективацию объективной категории буржуазной системы хозяйствования. Это проблема проблем — оптимальность во всем… в размере предприятия, в ведении семейного бюджета, в принятии любых хозяйственных решений… Только умеренность способствует равновесию между производством и потреблением, между материально-вещественными потоками и денежно-финансовой системой, обеспечивающей оборот этих потоков». Если чего-то (или вообще ничего) не поняли, то сами виноваты: нечего было лекции по политэкономии в свое время прогуливать!
В общем, книга получилась очень и очень познавательная. Рассчитана она на педагогов, экономистов, студентов, старшеклассников и всех желающих «ознакомиться с оригинальными экономическими воззрениями А. С. Пушкина». Экономистам наверняка будет приятно, что поэзия служила Пушкину средством выражения экономических теорий. А учащийся гуманитарий, спешно перелистав в ночь накануне экзамена по экономической теории труд Ивана Устияна, может смело рассчитывать на твердую тройку, а то и четверку — за находчивость и эрудицию.
Весьма любопытен и «Указатель имен» в конце книги. Скажем, «Осипова Прасковья Александровна (1781–1859) — высокообразованная аристократка», а вот «Керн Анна Петровна (1800–1879) — высокообразованная и красивая аристократка духа» — чувствуете разницу? Жаль, не дотянула Осипова до «аристократки духа»… Хотя Чаадаев-то вообще просто-напросто «высокообразованный дворянин». Не повезло.
Все равно «скромная попытка изучения политико-экономических воззрений гениального русского поэта А. С. Пушкина» (так сказано в аннотации) вышла на редкость занятной. Да и какая она «скромная»? Настоящий полет экономической мысли над филологическим гнездом{Впрочем, на ту же тему существует основательный труд А. В. Аникина «Муза и мамона. Социально-экономические мотивы у Пушкина» (М., 1989). И. Устиян упоминает автора этой книги в числе своих предшественников, но от ссылок на нее и цитирования, кажется, воздерживается. (Примеч. ред.)}.
А там, глядишь, у Пушкина еще какие-нибудь скрытые таланты обнаружатся. В очередных областях науки: «Пушкин и метеорология» («Тиха украинская ночь…»), «Пушкин и астрономия» («Прозрачно небо. Звезды блещут…»), «Пушкин и…». Гений — он ведь во всем гений. И не зря, не зря было им сказано:
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух…
Читать дальше
