Игорь Каплонский - Ангелы Монмартра

Бешеный леопард, прижав конец щепки лапой к полу, резко рванул голову вверх. При этом он лишился доброй трети языка, но пасть оказалась свободной. Прямо с места он прыгнул папе на спину, подмял под себя и начал рвать зубами шею. Раздался громкий хруст, папино тело обмякло. В исступлении я схватилась за прутья решетки. Но тут над моим ухом загрохотало и страшная картина скрылась в густом облаке дыма. Словно по команде замолкли все хищники…

Помощь пришла поздно. Штатный доктор цирка Краузе осмелился войти в клетку лишь после того, как оттуда вытащили продырявленный пулями труп леопарда. Зверя тянули за задние лапы, его морда волочилась по полу, оставляя за собой широкую полосу крови – своей и папиной.

В клетке доктор пробыл недолго. Он сообщил, что отец мертв, мама пока жива, но долго не протянет. Прибежал герр Краузе, взглянул на сведенный в предсмертной судороге труп Кедарната и страшно заорал:

– Как он здесь оказался?! К нему нельзя подходить, я предупреждал! Это же людоед!..

В нависшей тишине, сквозь головную боль, я вновь обрела способность различать лица. Оказывается, их было немного. Кроме герра Краузе и доктора, клетку обступили два клоуна с остатками грима на скулах – они держали в руках охотничьи ружья, бледный жонглер Карл с револьвером, хмурый маэстро Ганке и один из силачей…

Я потеряла сознание.

Селена высвободилась из объятий Анжа и подошла к окну.

– Как длинна наша первая ночь… А ведь это еще не конец.

Дежан был ошеломлен. Перед его глазами стояла кровавая трагедия. Видение оказалось столь ярким, будто он сам находился в зверинце.

Девушка задернула штору и присела на край кровати. Она смотрела вбок, а ее тонкая рука выводила на поверхности простыни невидимые узоры.

– Это сделала Краузе? – прошептал Анж.

Селена вздрогнула.

Где Марта Краузе – этот вопрос я задала первым, когда пришла в себя.

Доктор настрого приказал мне молчать. Я слабо сопротивлялась, но клоуны подхватили меня на руки, чтобы отнести в гостиницу. Доктор вышел следом.

– Мадам Моро нужна сиделка, – вздохнул он. – Я съезжу в больницу и привезу медицинскую сестру.

– Надежды нет? – сухо осведомился маэстро Ганке.

– Ни малейшей. Максимум пару дней. Пусть она умрет не в палате, а среди друзей. В свое время моя жена тоже отказалась… Сестра принесет с собой бинты, лекарства, в общем, всё необходимое. Но чудес не бывает.

– Может, стоит прооперировать? – не сдавался Ганке.

– Вы сумеете? Я – нет. Она умрет на операционном столе, а мне не хочется прослыть убийцей. Живот разорван, повреждена печень, переломы ребер… Если пострадавшая верующая, самое время позаботиться о священнике, – доктор отвернулся и быстро зашагал прочь.

– Эта девочка спасла много жизней, – указал на меня Ганке. – Мы ей обязаны.

Спасла? Как?.. Ах да, засов на клетке… Но дверь была перекошена… Как же мне удалось?!

Я пришла в себя от холодного прикосновения. К моему лбу прикладывали завернутый в полотенце лед. Я лежала на кровати в своем номере. Надо мной склонились две полузнакомые акробатки, которые, видимо, решили выполнять роль сиделок.

– У тебя нервное истощение, – сказала симпатичная брюнетка.

– Ни о чем не думай, – быстро предупредила рыженькая и попыталась выдавить улыбку.

– Как мама? – спросила я.

– Пришла в сознание. Спрашивала о тебе. Ни о чем не думай! Это вредно.

– О чем мне вредно думать? О погибшем папе? О том, что я должна остаться сиротой?..

– Не волнуйся! Пожалуйста, не волнуйся! – На лоб снова опустилось ледяное полотенце.

– Уйдите. Оставьте меня, – я отвернулась к стене.

Девушки нерешительно потоптались, но всё же покинули комнату. Из-за двери послышался обиженный шепоток.

За стеной скрипнула кровать. Там сейчас лежит мама. Она умирает. Пришла ли из больницы сестра? Может, маме что-нибудь нужно, а рядом никого?

Я сбросила компресс и поднялась на ноги. Неторопливо, опираясь руками о стену, вышла в коридор и приоткрыла дверь в соседний номер.

– Заходи, Селена, – раздался слабый голос, в котором всё же звучали родные железные нотки. – Я тебя ждала.

– Мама! – Я бросилась в комнату, но тут же остановилась.

Помещение заполнял тяжелый, приторный запах крови. Мама лежала на спине, ее простыню и одеяло сплошь покрывали алые пятна. На полу стоял таз, доверху наполненный использованными бинтами.

– Да, дочь, вот так… Возьми стул у двери… Поговорим… на прощание.