Для раненых и для себя мы собирали крапиву, щавель, в аптеке готовили хвойный экстракт…
1943 год — прорыв блокады Ленинграда (январь). Семидневные упорные бои. 12 января утром более двух часов — артподготовка. Это была лучшая музыка. Мы находились на своих рабочих местах — готовились к предстоящему приему раненых и затаив дыхание слушали канонаду. Наша дивизия поддерживала основные боевые соединения.
Ленинград мой, брат мой! Дорогие ленинградцы, родная мама, слышите?! Скоро будет вам полегче!
…И вот 18 января встретились воины Ленинградского и Волховского фронтов! Блокада Ленинграда прорвана! Это символ предстоящей большой Победы! Мы обнимались, смеялись и плакали. Аля Андреева, как и я, вырвавшаяся из когтей блокады, сдержанная в эмоциях, молча обняла меня, и так мы стояли, покачиваясь, обнявшись, вспоминая ад блокадной первой зимы и весны. Каждая свою блокаду, а она у меня с нею — одинаковая.
Бои за Ленинград продолжались. Фашисты продолжали наступать на Ленинград.
Наша 8-я армия, куда входила и наша дивизия, ведет наступательные бои южнее Мги, чтобы сорвать вражеское наступление. А мы спасали жизни воинов, штопали, латали…
Когда дивизию временно выводят из боя, пополняют людьми, готовят к новому бою, мы, медсанбатовская художественная самодеятельность (а позже был создан дивизионный ансамбль художественной самодеятельности), давали душевный отдых солдату в полках. Как желанно встречали нас только что вышедшие из боя воины!
Помню первый наш концерт: шофер Миша Ананьев — баян; Клава Китаева — художественное чтение; Люся Жупырина — соло «Синий платочек»; Нина Карпова и я — «Ритмический танец с тросточками», обучил нас откуда-то приглашенный Наум Портной… Я еще плясала «цыганочку», а Серго Григорьянц свой танец.
А в очередной перерыв в работе нас послали на всеармейский смотр художественной самодеятельности («свыше» было придано этому большое значение), и мы заняли второе место. После этого из штаба армии пришел приказ — создать дивизионный ансамбль художественной самодеятельности из людей, освобожденных от их прежних обязанностей. Всю нашу медсанбатовскую группу взяли для создания ансамбля.
За оставшееся до начала новых боев время мы дали несколько концертов в полках. В ансамбле появился Павел Андреевич Плешаков — он исполнял песни «Землянка» и «Тройка»; Толя Андреев — профессиональный актер Ленинградского ТЮЗа; Теодор Абрамович Стеркин (руководство ансамблем) — один из работников ленинградского телевидения (довоенного; оказывается, было таковое, а я и не представляла, что было). Вот сейчас я держу в руках его книгу, недавно (80-е годы) присланную им мне, — «Становление профессии» (М., «Искусство», 1980). Он музыкальный режиссер ленинградского телевидения, с довоенного времени.
Вот в книге фотография — Толя Стеркин как музыкальный режиссер с группой участников телеспектакля «Севильский цирюльник», а вот он за пультом в аппаратной старого ленинградского телецентра — 1948 год…
А тогда, в 1943-м, он готовил эти наши фронтовые концерты с участием медсанбатовских неумех.
Одним словом, дело шло к тому, что «артистам»-медсанбатовцам придется выполнять постоянно эту работу и в МСБ нас не вернут. А скоро дивизия опять вступит в бои, там в МСБ будет поток раненых, там нехватка наших рук.
Новоиспеченный ансамбль располагался при штабе дивизии и находился в непосредственном его подчинении (при политотделе дивизии). Здесь я открыла для себя новое: в дивизии есть не только артмастерские и другие нужные соединения, но есть, оказывается, «дивизионный клуб» и его заведующий — киномеханик Авраменко и «художник» Володя Ветрогонский, малюющий с помощью окурка (кисточек и перьев не было) плакаты, лозунги. Клубная автомашина выезжала на передний край, и из нее вещали на немцев, которые сначала слушали, а потом лупили снарядами по тому месту, где стояла, но уже «смоталась» машина.
Из «артисток» я вырвалась, выдержав громкую беседу с начальником политотдела. Я подала рапорт об этом, и меня вызвали. Я сказала, что хочу быть там, где я нужнее. Мне доказывали, что я в ансамбле нужнее («Вспомни, как тебя встречают… кто кричит: „Орловскую!“, кто спрашивает тебя после концерта: „Вы случаем не сестра Любови Орловой?!“»).
Последний мой довод рассердил и оскорбил начальника политотдела, который и создал ансамбль. Я сказала, набычившись: «Я не для того оказалась на фронте, чтобы ногами дрыгать, а для того, чтобы дело делать!..» Он ответил: «Если бы ты была умнее, чем есть, то можно было бы отправить тебя в штрафную роту… жалко дуру, не понимающую, что ансамбль, искусство, концерты на передовой — это не меньше любого оружия дело, а она, вишь ты, — „ногами дрыгать“! Отправляйся в МСБ!»
Читать дальше
