Марина Вишневецкая - Пусть будут все

Так что все остальные персонажи — это Вячек звал их персонажами, а Ксенька, когда подросла, подхватила — толком в ее жизнь не успевали войти. Или это она не успевала их разглядеть… Назовет Ноздревым, Каратаевым, Аркадием Петровичем, самого неотступного из них, Шамиля Маликовича — Сатиным — ну и строит отношения соответственно. А Шамиль и тогда был славным. Да, многословный, велеречивый, да, несколько лет отсидевший по молодости и горячности. А сердце-то золотое. Когда Ксеня упала с забора и штырь с палец величиной прошел в миллиметре от позвоночника, — где был Вячек? в архивах Швейцарии и Германии, грант у него и издательский договор! — а Ксеньку кто носил на руках по массажистам и мануальщикам? — персонаж, Шамиль Маликович. И при этом Ксенька ей в одно ухо из инвалидного кресла: мам, ты что, ты что, неужели у тебя с ним всерьез? А в другое — Вячек из телефона:

— Точно не педофил? Смотри, эти отсидевшие!

— Да он мне симпатизирует, мне!

— Тебе — это святое. А Синьку с ним не оставляй, поняла?

Дорогие Ксенечка и Филипп, Вячеслав Валентинович, Ксенин папа, не знал чувства ревности. Он сейчас далеко, в Канаде. Но если бы он был здесь, я почти уверена, он сказал бы вам: благословляю вас на свободу вдвоем… это я к тому, Филипп, что читать пришедшие на чужой телефон эсэмэски — неблагородно, да еще внушать человеку, что «сие производится для его же… для ее же пользы» — это такая подмена понятий! «Пусть станут уваженье и терпенье основой вашей молодой семьи…» Дальше я сейчас забыла. Но ударение я ставлю на слове «уваженье», а не на слове «терпенье».

Да, встать и сказать!

Потому что Ксенька этому уже не противится: мамочка, мы же теперь одно, у правого полушария не может быть секретов от левого.

А как бунтовала — всего год назад! Еще моя была девочка, вся моя. Прибегала советоваться: ну как мне ему объяснить? А теперь сама объясняет: он пережил предательство близкого друга, позвал его в бизнес, у него же с отцом был свой бизнес, а фирма друга их рейдерски захватила… Филя дует теперь уже на холодное, а тем более, мамочка, у меня от него нет секретов, и если ему так спокойней — я только рада.

— Над гоголевским Шпекиным, любителем читать чужие письма, два века сквозь слезы смеется вся Россия! Запрет на подобные вещи лежит в основании нашей культуры, в основании любой культуры! — назидала, как на уроке… Ну и Ксенька, конечно, сразу замкнулась.

На мобильнике сейчас — господи, почти шесть. Еще час, и начнет светать. Еще три — и моя девочка станет женой дикаря. Она говорит, что в их стае (пока еще говорит: среди наших друзей) все так живут — либо парень читает тайком, либо девушка, а чаще — оба. Самые же продвинутые и письма читают, есть такие программы, которые ловят отправленное со смартфона по электронке. Наука, мам, развивается по экспоненте.

У Цветаевой, доченька, есть такая статья (не сказала, а надо было сказать), написанная для детского журнала: милые дети, говорит в ней Марина Ивановна, не ссылайтесь на «немодно», а только на «неблагородно».

Почти ушло это слово из языка. Недавно нарочно набрала его в Гугле, выпало: благородный олень, лавр благородный, благородные металлы и еще… попугаи, да. Что чаще всего запрашивают, то и выпадает.

Потому что нас разделяет бездна. Но не та, что у Вячека:

По-своему очень славный был стих.

не ной, не вой —

Нет, это было уже в конце. Ничего голова не держит!

Франциском, распятым на коромысле…

А бадьи были у Франциска, полные нежности и птичьего свиста… Где-то записано ведь… Хотя сколько было порывов отнести это все на помойку. А вот же, лежит — то, чего, может, и у Вячека даже нет.

В последний раз он вернулся к ним в сентябре — в шестом Ксенькином классе. Вернулся и чуть не с порога: опёнки, куда покатим — в Испанию или Италию? Он тогда уже зарабатывал хорошие деньги, его уже приглашали и зарубежные университеты, там — семестр, тут — триместр. И с Ксеней, не выезжавшей дальше бабулиной дачи, стало твориться невероятное… А еще ведь в доме появился компьютер. И они вместе с отцом играли в «Цивилизацию», расширяли владения, строили города — а, по сути, воздушные замки. Нет, игра развивала, конечно. Но Ксенька все принимала слишком всерьез… В Барселоне она отказалась от очень ей шедшего платья, взамен попросила сколько-то денег — он дал. Веер и кастаньеты вдруг тоже решила не покупать, но песеты на них взяла. Крохоборничала на всем, включая мороженое, и в самый последний день купила в подарок отцу изысканный галстук и дорогущий одеколон — просто так, до его дня рождения было еще полгода. Всю поездку льнула к нему, буквально не вылезала из-под руки. И все время требовала сфотографироваться с ним одним. В ресторане, хватая меню, первым делом спрашивала, чего хочет он. Видимо, инстинктивно решив, что мамины чары его уже не удержат, пленяла сама. Кокетничала, лолитничала… А когда от неопытности и егозливости просидела прокладку и бурое пятнышко выступило на джинсах — из Барселоны в Мадрид они двинулись на машине, в Сарагосе сделали остановку… и вот когда Ксенька это пятнышко ощутила и поняла, что отец его видел, она же все время неслась впереди — дело было в огромном, полупустом кафедральном соборе, посвященном Марии Пилар, с росписью Гойи на потолке (как же он назывался?), — Ксенька в ужасе плюхнулась на церковную лавку, по-детски надула щеки, губами сделали «пуф», а потом в ней проснулась женщина, не проснулась — в этот миг родилась. Она поманила отца рукой, стащила с него ветровку, легко, повелительно, весело, повязала ее вокруг талии… и опять побежала — худышка, соломинка, длинноножка — нарочно играя бедрами. Бедер не было, а игра была. И даже пальцы в победном «v» вдруг выбросила над головой. Лера в ужасе обмерла. Но католики — после строгостей православной Москвы это было так странно — мило, с полуулыбками смотрели этой пацанке вслед. Ну а Вячек — тот разве только не мироточил. У них тогда с Ксенькой был настоящий роман.