Бертран Блие - Вальсирующие, или Похождения чудаков

Внезапно на седьмой день, точнее, седьмое утро мы почувствовали, что что-то изменилось в поведении игроков. Они вели себя иначе, чем обычно. Бросали шары небрежно, рассеянно, словно мысли были где-то далеко. Постоянно отвлекались, играли два раза вместо одного, забывая очередность. С мечтательным видом замирали на месте. И эта мечтательность, как зараза, охватывала остальных. Они словно слышали какую-то музыку или послания небес, предназначенные только им одним. Игра прекратилась на всей площади. Они плохо целились, делали ошибки, попадали в маленькие шарики соседей, которые даже не реагировали, словно все теперь не имело значения, и взирали на чужой шар пустыми глазами. Совсем не чувствовалось напряжение прошлых дней. Пропали страсть и ненависть. Внезапно все перестали наблюдать за игрой, все команды смешались в непонятном коктейле, который никто не хотел попробовать. Они продолжали бросать шары словно лишь для того, чтобы продемонстрировать свою мускулатуру правой руки или гибкость колена.

Потом наступил момент, когда игра на площади прекратилась вовсе. Шары валялись в пыли, а старики – кто застыл как истукан, а кто расслабился или изогнулся, как белый гриб. Все они, словно завороженные, уставились на тюремное здание. Даже ивы не шевелились – ветер упал вовсе. Только чья-то рука, вылезавшая из слишком широкого манжета, застегнутого перламутром, подрагивала, как у больного болезнью Паркинсона.

– Смотри! – сказал Пьеро. – Они пришли на праздник!

И действительно, все старики были в новых воскресных костюмах в клетку, сшитых между двумя войнами, в гетрах, с бабочками и без каскеток.

За несколько секунд до девяти часов старый арбитр вынул свой хронометр, крышка которого блеснула на солнце. И тотчас, как по команде, ударили куранты. На девятом ударе дверца в воротах тюрьмы открылась и на пороге возникла чья-то фигура.

Бинокль… Сердце так и бьется.

– В чем дело? – спрашивает Пьеро.

– Женщина.

Пышные рыжие кудри, зеленые глаза, кровавый рот. Глаза блестят от ненависти. Пьеро встает.

– Замри, – говорю.

Через несколько секунд послышался рев мотора, и черный лимузин застыл под навесом. Женщина проскользнула в дверцу, которую перед ней распахнул мужчина. Машина со скрежетом отъехала, пропав из моего бинокля.

Когда они объезжали площадь, старики не спускали с них глаз. Машина так близко проехала около террасы, что забрызгала всех грязью. Вода из лужи плеснула и на наши фланелевые брюки.

– Мерзкая шлюха! – закричал Пьеро. И проходивший мимо влюбленный официант удивленно поглядел на него.

Разочарованные старики вернулись к шарам. Они склонились над ними, похоже, с еще большим трудом, чем прежде. Кто же их предупредил?

В ярости мы отправились на побережье.

Мы купили специальный туристский справочник по Бретани, где были перечислены все достопримечательности, все, что нельзя было пропустить, все полезные объезды на дорогах. Эта зеленая книжица очень помогла нам. Мы посетили все самое грандиозное в округе. Побывали в ландах [4], в исторических сооружениях, заброшенных часовнях. Однажды наше внимание привлекла разрушенная башня, одиноко возвышавшаяся среди цветущего дрока, словно подарок в корзине новобрачной. Мы забрались на нее. «Недурна, – говорит Пьеро, поглаживая старые камни. – Недурна». Эти камни напоминали ему тюремные. Сверху вдали было видно море. Посреди находилась дозорная зала с дырой на крыше в качестве дымохода и с вбитыми в стену кольцами.

– Здесь мы ее привяжем, – сказал он. – Перед большим огнем посредине, чтобы ей не было холодно…

– Ты спятил? Зачем ее привязывать?

– Чтобы она больше хотела, черт возьми! Чтобы стояла голая, не смея к нам притронуться. – И высказал очень ценную мысль: – Мы взялись за доброе дело, старина!

На тринадцатый день из тюрьмы вышел тихий и печальный маленький старичок. Он заслонил глаза от солнца и застенчиво огляделся. На нем была коричневая куртка и почти модные брюки – такие они были широкие, в руке спортивный мешок из оранжевой ткани.

Две девушки-брюнетки в коротких юбочках, посмеиваясь, проехали вдоль тюрьмы на роликах, вихляя бедрами. Он им улыбнулся, потом пересек площадь.

Никто не поджидал его, и он сел на скамейку, как визитер. Брюки у него задрались, он был без носков.

– Может, пригласим его выпить? – предложил Пьер

– Да. Конечно.

Но свободный человек, положив мешок на колени, не двигался с места, с улыбкой наблюдая за игроками. Когда же арбитр с хронометром прошел с выражением презрения мимо, он поднес палец к лысой голове в знак приветствия.