Михаил Литов - Московский гость

Неугомонные бесенята беззаботно предавались играм, не обращая внимания на сидевших за столом, они хотели вволю размяться, прежде чем рассветный час или каприз их повелительницы Кики Моровой снова загонит их в те низшие ужасные миры, миры тьмы и тоски, откуда они на мгновение вырвались. Кики Морова не подала виду, что ее задел за живое отказ Коршунова и Мягкотелова поддержать провозглашенный ею тост, а впрочем, много ли для нее значило упрямство этих жалких людишек? Она выпила бокал вина и сладко улыбнулась. Что-то лунное вошло в вождей. Глуповато ухмыляясь, они потянулись к секретарше, намечая в ней каждый для себя отдельный бок — как пристанище и гавань, где они наконец обретут успокоение. Как они мечтали пригреться на груди Кики Моровой и на коленях у нее, потонуть в бездонном бархате ее глаз!

Вдруг низенький и пузатый гаденыш, бегавший на тоненьких ножках, подскочил к Коршунову, сунул лапку в боковой карман его строгого, как бы партийно выдержанного пиджака и вытащил целый ком красных галстуков. Леонид Егорович знал, что хотя с этими галстуками у него и связана громадная сфера общественной деятельности, на вечер у вдовы он их все же не брал. Однако они оказались в его кармане, и он первый не мог не поверить, что они действительно извлечены маленьким подлецом оттуда, а не из царства мрака, где была его родина. Это выставляло партийное усердие Леонида Егоровича в довольно комическом свете, и он невольно покраснел, все его претензии на овладение долей плоти Кики Моровой угасли, отпали сами собой.

Но дальнейшее порадовало бывалого вождя. Неожиданно посреди гостиной образовалась вполне образцовая колонна единообразных упырьков с гадко осклабившимися физиономиями, у всех были повязаны красные галстуки на тощих шеях, и они дружно маршировали на тонких полусогнутых ножках мимо Леонида Егоровича, как бы сдавая ему парад. И салюты ударившихся в манифестацию уродцев показались отуманенному Коршунову признаком роста сознательности этих бестий. Иначе думал Мягкотелов. Он не сомневался, что помощники Кики Моровой попросту устроили цирк и смеются над Леонидом Егоровичем, и его забавляло, что тот настолько скудоумен и самонадеян, что даже не понимает этого. Поэтому Антон Петрович громко и беспечно хохотал.

Но вот что любопытно. Когда дети или, на худой конец, самые передовые из нечистых маршировали в красных галстуках, а взрослые люди, а то, предположим, и демоны тупо высиживали часы на собраниях, где их делали еще тупее, для Леонида Егоровича это была подлинная, правильная жизнь, воплощавшая в себе самые ценные идеи человеческого гения. Так что ему было легко подыграть, не сложно было его и высмеять. А у Антона Петровича как будто и не проглядывало ничего определенного в его воззрениях, он только болтал о демократических свободах и правах личности, и из этого не выходило никакой организованности, не получалось рамки, в которую можно было бы заключить людское бытие, придавая ему строгость и порядок. Для древней мудрости Кики Моровой это оставалось не очень-то понятным, тем более не понимала такой расслабленности и незавершенности повелительница Кики Морова, привыкшая, что по одному мановению ее руки хоть люди, хоть черти бросаются и в огонь, и в воду. И она на миг очутилась в тупике.

Леонид Егорович, не уставая твердить о гуманизме и уважении к любому мнению, в глубине души был совсем не прочь чудовищно попрать своих противников, и Кики Морова могла в любую минуту дать ему почувствовать на собственной шкуре, каково терпеть всякого рода гонения. То-то взвыл бы бедолага! Но чего хотел Антон Петрович? Что он сделает с Беловодском, когда сумеет отделить его от Москвы, которую уже необходимость осуществлять власть принуждает выказывать в отношении беловодцев и им подобных некоторую суровость? Увы, Антон Петрович только напускал туман, не более того. Из всей его трескотни вырастал и оседал в душах слушателей разве что безответственный посул какой-то привольной, веселой, словно бы и не обремененной никакими обязанностями жизни.

Чтобы показать всю смехотворность нарисованных Антоном Петровичем перспектив, создать из них карикатуру, чертям пришлось напрячь все свои умственные способности. И они не придумали ничего лучше, чем наброситься на вождя и подвергнуть его щекотке. Впрочем, Леонид Егорович смеялся до колик, до упаду, видя, как его оппонент мечется по гостиной, с визгом отбиваясь от осадивших его бесов. Было смешно. В облике Антона Петровича внезапно обнаружилось что-то порнографическое.