Михаил Литов - Московский гость

Такая компания сидела в салоне вдовы Ознобкиной, в просторной и богато изукрашенной комнате, под широко и узорчато разметавшей светлые сосульки люстрой. Не впервые видела этих людей перед собой хозяйка и знала наперечет все их словеса. Лицо у нее, в красном переливающемся шелке возлежащей на красном плюше, сделалось тоже красным от курения из резинового шланга, соединенного с неустанно кипящей колбой, запылало, как угли в печи. Лев Исаевич, взглянув на даму, не удержался от соображения, что хорошо бы навалиться на нее своей огромной тушей, побаловать над нею сверху, похотливо сверля глазками и криво усмехаясь. Греховников же понял и перехватил его мысль и, тоже уставясь на вдову, внезапно опалился жаром любви к ней, сразу ставшей как бы давней и испытанной, неугасимой, твердой, как кремень.

Правда, эта любовь скверно путалась у него со съеденной осетриной и отрыгивала отменным белым вином, которое вдова подавала к столу. Это проще простого объяснить, Питириму Николаевичу, естественно, хотелось жить так же сыто и беспечно, как жила вдова, хотелось жить с ней, под ее крылом, не ведая забот о хлебе насущном, уж он бы тогда написал книжки что надо! Неодолимое искушение подталкивало его подбежать к закутавшейся в красный саван Кате Ознобкиной и при всех потребовать ответа: любит ли она его? Ведь он-то любит! Питирим Николаевич, окончательно растратив возможность иметь возраст и солидность, смотрел на вдову ягненком, школяром, влюбившимся в свою учительницу и с вожделением ждущим минуты, когда она накажет его за очередную провинность. И он подбежал бы к ней за наказанием и счастьем, но вдруг глаза Кати Ознобкиной округлились от изумления, а брови поползли вверх и спрятались под светлыми кудряшкам волос, падавшими на лоб.

Вдова смотрела поверх голов своих гостей, Греховников проследил за ее взглядом, и все сделали то же самое. Они увидели, что стена медленно и бесшумно, не создавая мусора, расползается на высоте, где этому действию никак не мешало наличие возле нее низкого полированного столика с запасными закусками и винами. В образовавшемся провале царила сумрачная пустота, в своей абсолютности не оставлявшая и намека на вообще-то существующую соседнюю комнату, и в этой пустоте внезапно возникла, приняв горделивую позу, Кики Морова, секретарша мэра. От удивления и ужаса никто не мог проронить ни звука. Кики Морова выставила из распахнувшегося платья стройную ногу и утвердила ее на узкой голове какого-то змееподобного существа, с улыбкой полного удовлетворения извивавшегося на неровно запечатлевшейся границе гостиной и, судя по всему, близкого ада, откуда оно приползло. Секретарша была в длинном серебристом платье, переливавшемся, как звезды, вид у нее был, можно сказать, астрологический, и она коварно и торжествующе ухмылялась. И все же ее усмешка была лишь приклеенным к серьезному, едва ли не зловещему лицу кусочком чужой маски. Что-то глубокое и страшное замышляла Кики Морова, рыжая и темная, бестия, посеребрившаяся в тяге к звездам.

Но хозяйка салона не испытывала в эту необыкновенную минуту настоящего испуга. Ее дом не рушится и наглая секретарша, и без того забравшая в городе немалую власть, не шествует победоносно по развалинам, — это сон, легкий бред, вызванный неумеренным курением. Это испарения. И вдова без содрогания и трепета поддалась чарам Кики Моровой, как, в конечном счете, и ее гости.

Не так думал летописец Шуткин. Происходящее не представлялось ему сном, и он не искал способа поскорее проснуться и избавиться от кошмара. Мартын Иванович оставался на твердой почвой реализма — настолько, насколько это было возможно в создавшихся условиях. Нелегко это было. Еще недавно Мартын Иванович мог бы наставлять в простом и ясном взгляде на законы природы разных бредовых людишек, не знающих, чем занять себя, и потому притыкающихся к суевериям. Однако его педантизму больно доставалось с тех пор, как явлено было чудо раскалившегося в руке бывшего мэра ключа. И совсем сомнительным сделалось положение Мартына Ивановича под сенью привычного мировоззрения теперь, когда он, приближаясь в сумерках к особняку на Кузнечной, где намеревался получить совет от городских мудрецов, увидел Кики Морову, величаво шагавшую в том же направлении. Не пользуясь дверью, Кики Морова вошла в дом прямо через стену. Она исчезла в каменной толще. Что должен был подумать об этом бедный правдолюбец? Подбежав к окну, он отыскал взглядом щель в неплотно сдвинутых портьерах и многое увидел в залитой ярким электрическим светом гостиной.