Эмине Эздамар - Мост через бухту Золотой Рог

— Иранское землетрясение может и до нас добраться. Если такое случается, то тут даже горы могут начать шевелиться. Прямо видно, как они шевелятся.

Сидя на ослах, мы посмотрели на горы. Горы были лысыми.

— Говорят, прежде эти горы были все зелеными, — сказал молодой человек. — Там росли овощи и фрукты, это когда тут армяне жили. Потом всех армян поубивали, и горы превратились в голые камни.

Хайдар спросил его:

— Брат, а ты не из полицейских?

— Нет, — ответил он. — Но я слышал, что министр внутренних дел из Анкары послал мэру телеграмму: «Не пускай этих двух опасных коммунистов в деревни».

Хайдар сказал:

— Мы не коммунисты.

Я сказала:

— Потому что мы социалисты.

Молодой человек улыбнулся, показал, перегнувшись ко мне со своего осла, газету с советскими танками в Праге и сказал:

— Посмотри, это ваши. Они уже в Праге.

— Они не наши.

Он сказал:

— Советские люди — великий, героический народ. Они совершили революцию, почему ты от них отмежевываешься?

Тогда я решила доказать ему, что я читала Ленина, и достала из сумки изжеванную ослом книгу «Государство и революция». Поскольку Хайдар в этот момент пнул моего осла ногой в живот, чтобы призвать меня к порядку, мой осел припустил, и молодой человек так и не увидел, какую книгу я ему хотела показать.

Над сумасшедшей рекой крестьяне протянули длинный, толстый кабель, который соединял оба берега и на котором висели покрышки от грузовиков, использовавшиеся для переправы. Если крестьянам нужно было в город, они переправлялись через эту сумасшедшую реку. Они усаживались в покрышки и, держась за кабель, перебирали руками, пока не добирались до другого берега. Для рабочей партии и левых студентов в Стамбуле и Ан-, каре эта река была своеобразным символом, потому что каждый год на этой реке гибли крестьяне и партия каждый год планировала построить тут для крестьян настоящий мост. Не успели мы загрузиться в покрышки, как я тут же вывалилась и повредила себе левую руку. Хайдар сумел перебраться через реку, потому что он занимался боксом и у него были крепкие мускулы. Два часа я просидела под деревом. Газетные страницы одна за другой полетели в сумасшедшую реку и одна за другой исчезли в бурлящих водах. Когда Хайдар вернулся, рука у меня вся распухла. Молодой человек сказал:

— Я проведу вас в горы, к курдам.

Две женщины как раз кормили грудью своих детей. Мы дали их мулсу лекарств, которыми снабдил нас отец Хайдара. Муж пололсил лекарства в тень. Мы хотели сфотографировать женщин, но они отказались, вместо этого они открыли какой-то сундук и достали оттуда яркое платье, которое я должна была надеть. В этом платье муж посадил меня на свою лошадь, и Хайдар сфотографировал меня. Потом мы отправились на своих ослах в обратный путь, а женщины все еще продолжали кормить детей грудью.

В Хаккьяри в больнице врач перевязал мне руку и сказал:

— Вам здесь нечего делать. Езжали бы уже к своим родителям.

С перевязанной рукой я подсела в кафе к рабочим-дорожникам и спросила их, сколько они получают и есть ли у них профсоюз, который борется за их права. Они рассказали мне, что зарплату им частенько задерживают.

— А что мы можем с этим поделать, уважаемая? — спросили они меня.

В этот момент в кафе вошли несколько солдат с автоматами наперевес. Они вошли и очень удивились.

Я сказала дорожникам:

— Вы можете пойти пешком в Анкару, чтобы отстоять там свои права.

Дорожники рассмеялись и сказали:

— Да у нас и башмаков-то столько не найдется, чтоб до Анкары дойти. Есть одни, да и те каши просят.

Я проскандировала несколько наших стамбульских боевых речевок, и рабочие смеялись вместе со мной.

Солдаты продолжали смотреть на меня большими глазами, и руки их лежали на автоматах.

Дорожники сказали:

— Дочь наша, уважаемая, выпей еще с нами чаю.

Хайдар куда-то исчез, на улице начался дождь, в считаные минуты рубаха моего отца и повязка на руке промокли насквозь, и в туфлях моих хлюпала вода. В конце концов я нашла Хайдара в парке на скамейке. Он сидел там так, как будто истосковался по воде.

— Поскольку ты любишь этого буржуя, ты не соблюдаешь никаких мер предосторожности, хотя, как социалистка, ты должна была бы подумать об этом. Эти буржуйские сынки только играют в социализм, — сказал он.