— Дайте ей доработать, иначе она денег не получит.
Но полицейские сразу отвезли нас в префектуру. Там мы провели два дня в приемной, в которой работали полицейские. Время от времени они закрывали свои пишущие машинки, брали свои пистолеты и уходили, потом они возвращались:
— Два пса из своры сдохли.
Через два дня они перевели нас с Керимом в другую комнату, в которой сидела женщина-комиссар. На столе перед ней лежали любовные письма, которые я сунула в желтую краску. Комиссарша смотрела на меня некоторое время изучающим взглядом, а потом сказала:
— Я хотела познакомиться с девушкой, которая получает такие чудесные письма.
Потом она поздравила Керима:
— Это чудесные, высоколитературные письма. Но в них вы даете характеристику армии. За это вы получите как минимум двадцать пять лет тюрьмы.
Потом они разделили нас, и меня отвели обратно в приемную. Полицейские все так же печатали на своих пишущих машинках и продолжали говорить о собаках:
— Один пес с юридического факультета, один пес, учившийся на философском.
Теперь в помещении находились еще две женщины, одна рабочая и одна студентка. Рабочая сказала мне:
— Чего ты волосы-то распустила? Подбери скорее, иначе тебя примут за проститутку.
Потом полицейские взяли на допрос студентку. Вернувшись, она села на место и сидела притихшая. Она смотрела на свою белую юбку, и с головы ее сыпались волосы на белую ткань. Ее заставили слушать, как пытают ее друга. Нам запретили подходить к окнам во избежание попыток самоубийства. Полиция не справлялась с политическими подследственными, поэтому на помощь призвали транспортную полицию и полицию нравов. Ночью нас охраняли транспортники, которые попросили написать им по-немецки открытки туристкам, с которыми они недавно познакомились. В туалет мы могли ходить только с ними. Я видела студентов, которых подвергли пыткам, — двое полицейских тащили их под руки, от побоев ноги у них были все в крови. Кровь капала на пол, и полицейские, сновавшие по коридору, ступали по студенческой крови. В туалете я остановилась перед зеркалом, рядом со мной стояла известная партизанка из герильерос. Полицейский крепко держал ее, она мыла руки мылом, потом передала мыло мне, мы посмотрели друг на друга в зеркало. Получилась застывшая картинка. Потом они повели меня на допрос, и мы вошли в кабинет для допросов с кровью на башмаках. В кабинете сидело пятеро мужчин, которые стали выспрашивать у меня, кто привел меня в синематеку, кто вовлек меня в партию рабочих. Я сказала:
— Я прочитала об этом в газетах.
— Почему ты хочешь, чтобы настал социализм?
Я посмотрела на пишущую машинку — американская модель.
— Я хочу построить социализм, чтобы мы могли сами делать себе пишущие машинки.
Главный допрашивалыцик сказал:
— Я тоже хочу этого.
Потом он сказал, обращаясь к остальным четырем допрашивалыцикам:
— Видите, господа, коммунисты постоянно используют таких красивых девушек. Посмотрите на нее — эти глаза, эти брови, эти баклажановые волосы, эти чудные сладкие губы. Сердце кровью обливается, когда думаешь, что такую красоту коммунисты используют в своих целях. Разве нет?
Четверо мужчин молчали. Главного допрашивалыцика вдруг прошиб пот, он взял лист бумаги, лежавший рядом с пишущей машинкой, и вытер себе шею. Один из четырех мужчин спросил меня:
— Не узнаёшь меня?
Он повернулся к своему начальнику и сказал:
— Видите, господин майор, она не узнаёт меня!
Он пододвинул мне фотографии.
— Я вел тебя в Анатолии, когда ты ехала на персидско-турецкую границу, следил за каждым твоим шагом. Ты сказала курдам в горах, что они должны убивать турецких жандармов.
— Нет, я такого не говорила, я только дала им лекарства.
— Я был там и слышал всё собственными ушами.
— Там было только две женщины, они кормили своих детей грудью, потом там был еще их муж, лошадь и три осла. Или лошадь это были вы?
Допрашивальщик рассмеялся и сказал:
— Господа, давайте не будем терять время с этой артисткой. Послушайте, госпояса актриса, вы хороши собой, вы могли бы найти себе хорошего мужа, наролсать детей. Скалсите, зачем вам эти игры в социализм?
Мне разрешили выйти из комнаты, и полиция отвезла нас с Керимом на азиатскую сторону Стамбула, к армейским. Военные доллсны были решить, что с нами делать дальше. Там нас передали майору, который спросил меня:
— За что вы здесь?
Полицейский показал ему любовные письма. Майор посмотрел на скорую руку письма и сказал:
Читать дальше