Семен Малков - Шантаж

Через несколько минут вернулся – спокойный, в легком спортивном костюме, выгодно подчеркивающем стать его атлетической фигуры.

– Решил переодеться по-домашнему – так удобнее, – как ни в чем не бывало пояснил он, придвигая второе кресло и садясь рядом со Светой. – Давай почитаем, а лучше посмотрим картинки, – предложил он, чувствуя, как желание вновь охватывает его.

Однако наваждение, временно завладевшее Светой, уже прошло. Она чувствовала себя подавленной и была разочарована своим состоянием. Не такими представляла она романтические любовные отношения. Все слишком грубо, прозаично... А главное, ей очень стыдно за себя, за свою несдержанность. «Теперь не будет меня уважать», – грустно подумала она, переживая случившееся.

Собралась с духом, встала с кресла и, стараясь говорить со спокойной иронией, тихо произнесла:

– Спасибо, Олежка, за теплый прием. Все было интересно – и немного пошло, – не удержалась она, чтобы не дать происшедшему оценку. – Хотя у меня, наверное, устаревшие взгляды. – И, видя, что разочарованный Олег порывается протестовать против ее ухода, сделала решительный жест рукой:

– Прошу тебя, не удерживай!

Ей стало немного жаль его – такого большого и беспомощного: она понимала, что он физически страдает.

– Серьезно, Олежка! Мне заниматься надо. Очень много задали. – Она старалась говорить как можно мягче, бросила на него ласковый взгляд. – Успокойся! Мы молодые, и у нас все впереди.

Олег понял, что ее не уговорить, с явным неудовольствием встал, чтобы проводить ее домой.

– Ты посмотри, Светочка, какие краски! – выразительным жестом Олег указал на знаменитую картину Яблонской: в очередной раз они пришли в Третьяковскую галерею.

Он восхищенно разглядывал сочно написанных румяных колхозниц, убирающих спелые яблоки, по-мужски оценивая пышущие здоровьем тела деревенских женщин. Как заразителен оптимизм жизни – им так и веет от этого полотна, – как прекрасно передан яркий день!

Ощутив обычное для себя чувственное волнение, Олег покосился на Свету, невольно сравнивая ее с этими задорно смеющимися, бойкими селянками. Стройная, тонкая, элегантно одетая – совсем на них не походит. Однако именно ее изящество и чистота вызывали у него куда больше эмоций, чем грубоватая женственность дородных фигур.

– Я тоже всегда останавливаюсь перед этой картиной, – охотно согласилась Светлана. – Изумительно – прямо шедевр реализма! А ведь многие считают реализм в живописи простой фотографией действительности. Здесь же есть и идея, и живая душа!

Они продолжали живо обсуждать картину, не обращая внимания на посетителей – иные приостанавливали шаг, награждая эту эффектную пару любопытными взглядами. Его – большого, мощного, в дорогом замшевом пиджаке и фланелевых брюках; ее – высокую, юную, в строгом, плотно облегающем красивую фигуру костюме из джерси. Оба яркие, светловолосые, они обращали на себя всеобщее внимание гармоничной красотой.

– Американцы, что ли? – донеслась до них приглушенная реплика. – Ну прямо парочка королевских кровей!

Пожалуй, это не было преувеличением – столько в них чувствовалось сытого лоска и молодого величия.

После волнующей интимной встречи молодые люди продолжали видеться и проводить вместе время как ни в чем не бывало. Им по-прежнему было хорошо в обществе друг друга, да и льстило всеобщее внимание и восхищение. Но Олег вследствие постигшего девушку разочарования не вызывал уже в ней затаенных чувств и мечтаний, как прежде. Больше него никто ей все же не нравился: замечательный у нее спутник, все женщины на него смотрят и ей завидуют.

«Наверно, возвышенная любовь существует только в воображении романистов, – печально думала Света, успокаивая свое непослушное сердце. – Я должна любить Олежку таким, какой он есть».

В то время Светлана была уверена, что лучше него нет и не может быть никого во всем мире.

В тот год майские праздники омрачила плохая погода. Второго мая, в пасмурное, дождливое утро Василий Семенович и Лидия Сергеевна завтракали у нее на квартире: привычно опохмелялись после обильного первомайского возлияния и бурно, как всегда, проведенной ночи.

Накануне Чайкин участвовал в демонстрации на Красной площади, возглавляя свой коллектив. Он пришел к Лидии Сергеевне сразу после окончания, не заходя домой, и не расставался с ней до сих пор.

– Ну, Лидушка, ты просто женщина-вампир! Никогда не жаловался на здоровье, а тут чувствую, – посетовал он, прижав ладонь к левой стороне груди, – сердчишко стало пошаливать. Перебои, что ли? Стучит, стучит... потом – пауза...