Алексей Слаповский - Поход на Кремль. Поэма бунта

– Нет! – отрезал Феликс.

– Да в туалет он хочет, – сказал Юра, опять потерявший из виду брючки и талию. Теперь он искал глазами новый объект, потому что Юра без этого не мог. Если он оказывался в вагоне метро, где почему-то не было ни одного красивого или хотя бы симпатичного женского лица или привлекательной фигуры – в общем, хоть чего-то, за что можно уцепиться взглядом, он на следующей станции переходил в другой вагон. Бывало, конечно, что везло, входила красавица, необходимость переходить отпадала.

Сейчас ничего соблазнительного не попадалось взгляду, поэтому Юра невольно перемещался, увлекая за собой и Девова, и Феликса.

– Где мы ему возьмем туалет? – спросил Феликс. – Сами виноваты! – обвинил он Девова. – Торговый ларек поставить, это вы всегда разрешите, хоть с пивом, хоть с презервативами, в двух шагах от церкви или от школы, сто раз натыкался, а элементарной вещи, туалета, во всем центре Москвы не найдешь!

– В центре биотуалеты поставили, – поправил Юра. – Будки такие.

– А мы еще не в центре. Пусть в центре поставили, а в других районах уж точно нет. Или в подворотню беги, или к гаражам, или ищи, где подъезд открыт.

– Богатый у тебя опыт! – благодушно пошутил Юра.

– Я теоретически! – разозлился Феликс. – А вот пусть он помучается, зато будет знать, каково приходится простым людям. Вы ведь об этом не задумываетесь, Анатолий Алексеевич? Вы когда в последний раз в метро спускались? Когда в магазин заходили? А в какой-нибудь общественный сортир давно заглядывали? Причем в платный, вот в чем паразитство! И все равно – воняет!

Девову становилось все хуже. Наверное, это признаки простатита. У отца вон простатит, значит, и у него может быть – наследственно. А отец, когда на своей машине выезжает куда-нибудь, берет всегда пластиковую бутыль на такой случай.

Может, их на жалость взять? К больному любой человек должен иметь снисхождение.

– Ребята, – сказал Девов громким шепотом. – Не хотел об этом говорить, но простатит у меня. Не могу терпеть. Вы что, хотите, чтобы я обмочился при всех? А еще интеллигентные люди. Интеллигент никогда не станет унижать человека.

– Вы унижаете, а вас нельзя? – негодовал Феликс. – Знаем мы эту песню. Дай тебе сейчас сюда войска, чтобы тебя освободили, ты бы нас своими руками на дулах танков повесил бы! Что, нет?

– Не говори глупостей, – вымученно улыбнулся Девов, хотя именно так бы он со своими мучителями поступил. Повесить на дулах, а потом из этих дул снарядами – чтобы мясное крошево разлетелось по всей Москве! Чтобы неповадно было!

Тут Девов увидел между двумя домами – сетка ограждения, котлован, сваи виднеются. Стройка. И оттуда выходили мужчины, очень довольные, улыбающиеся, некоторые на ходу застегивались.

– Ребята, у меня же руки связаны, куда я денусь? – сказал Девов. – Вон туда отведите, а?

– Ладно, – согласился Юра.

Они провели его к стройке. Девов торопливо осматривался, крутя глазами, но не двигая резко головой, чтобы не выдать себя.

Вот оказались в закутке, изрядно уже загаженном, – между стеной здания и котлованом.

– Руки развяжите на минуту, – попросил Девов.

– Ага, конечно! – ответил Феликс.

– Нет, а как я?

– Действительно, – сказал Юра. – Или, Феля, – назвал он по-дружески Феликса, – расстегивай ему тогда сам штаны. И доставай. И придерживай.

– Еще чего!

– Ты гомофоб? Ты брезгуешь людьми? А вроде такой демократ у нас, самый демократистый демократ. Где твоя любовь к людям? А главное, посмотри, тут же стена и сетка, куда он денется?

– Ладно, – хмуро сказал уязвленный Феликс, который не любил, когда подвергали сомнению его принципиальность, и развязал руки Девову.

– Отвернитесь хотя бы, не могу я так, – сказал Девов.

Они отвернулись, держа однако Девова в периферийном поле зрения.

А тот, когда увидел сетку, сразу придумал бежать. Будет цепляться пальцами, подтягиваться – и вверх, вверх, отталкиваясь по мере возможности ногами от сетки – да хоть от воздуха, лишь бы уйти от мучительной несвободы, которая, как понял Девов за этот час с небольшим, самое большое несчастье, выпадающее человеку (правда, он других несчастий и не испытывал).

Но бежать, не освободившись от томящей жидкости, невозможно. Поэтому Девов сначала сделал, что хотел.

– Скоро вы? – спросил Феликс.

– Сейчас, сейчас. Терпел долго, поэтому…

Девов кошкой бросился на сетку. Цеплялся пальцами, скользил по сетке ботинками. Перехватывал, поднимаясь лихорадочно выше. Чувствовал – уходит, уходит, уходит! Снизу что-то хлопнуло по ноге – пытались достать, но не достали, значит, уже почти свобода.