Алексей Слаповский - Поход на Кремль. Поэма бунта

Ник говорил это громко, перекрикивая голоса, и те, кто удерживал Девова, вдруг поняли, что они действительно захватили заложника, да еще какого! Битцев приказал наиболее крепким членам своей команды взять Девова в кольцо. Петр Стрижак пытался пробиться к нему, но тут кто-то ударил сзади по голове, Стрижак упал, потерял сознание, а когда сел на асфальт, щупая шишку на голове, обнаружил, что пистолет у него исчез. Осталась только запасная обойма, от которой нет толку. Пистолет пропал, Девова он не защитил, можно подавать заявление об уходе – и ведь просто так не отпустят, заставят служить с понижением.

Как бы не так, сказал мысленно Стрижак. Он увидел, что сидит перед ларьком с мороженым. У продавщицы был бойкий день: проходящие с большой охотой раскупали ее сладкий и холодный товар. И Стрижаку страшно захотелось мороженого. Но у него не было денег. По правилам, у охранника на маршруте нет вообще ничего, кроме оружия, средств связи и идентификационного жетона на шее. Стрижак встал, держась за голову, подошел к киоску.

– Что, напекло? – спросила из тенистой прохладной глубины продавщица.

– Ударили, – сказал правду Стрижак.

– Что творится! – ответил голос. – Хотите мороженого?

– Хочу, денег нет.

– Такой мужчина, а нет денег! – удивился голос.

– Бывает.

– Ладно, я вам так дам. Отдадите, когда сможете!

И продавщица протянула ему мороженое, Стрижак при этом отметил, что мороженое было не из дешевых, хотя и не самое дорогое. И это было ему отдельно приятно. Он рад был за женщину, что она оказалась такой доброй. А продавщица, в свою очередь, была благодарна мужчине за то, что он дал ей возможность проявить доброту. Теперь она ждала еще кого-нибудь, чтобы еще раз даром дать мороженое: добро, как и зло, штука привязчивая – начни делать, не остановишься.

Девова, онемевшего от возмущения, от унижения и обиды, на всякий случай связали чьей-то дурацкой банданой пиратского вида, с черепушками и костями по черному полю, и повели, выводя вперед.

– С нами Девов! – кричали. – Только попробуйте напасть, вам же будет хуже!

Но никто не пробовал нападать, конная милиция отскакала дальше, туда, где, как и на Ленинском проспекте, выстраивалась заградительная линия.

А Саня Селиванов, встревоженный, звонил Майе Капутикян.

– У вас все нормально?

– А у вас?

– Более или менее.

– Мне это не нравится! – сказал Саня. – Я пробираюсь к тебе.

– Лучше я к тебе!

Саню напрягало, что Майя всегда стремится настоять на своем, поэтому он сказал:

– Мы так заблудимся. Давай у Пушкина тогда, в смысле, через метро, потому что поверху не пройдешь.

– Ладно, у Пушкина через полчаса примерно, – сказала Майя.

Ее слова слышал мужчина лет тридцати, Денис Володаев, приехавший в Москву только вчера.

Он был из забайкальского села Чара, названного по одноименной реке, в честь которой назван также известный геологам и ювелирам минерал чароит неестественно красивой красоты, сиреневого цвета. Добывают его только на Чаре и больше нигде в мире, но, поскольку на добычу наложены ограничения, занято этой работой небольшое число людей, а вокруг – несусветная безлюдная глушь и пустота, спасибо еще, что есть железнодорожная ветка до Тынды. Но люди работают, живут, женятся, рожают детей – все как положено. Денис здесь и родился, и учился, и остался работать, и выбирался только два раза в Читу и один раз в Иркутск. И вот появился в местной администрации человек Дугин, то ли сосланный из Читы, то ли засланный на время набраться конкретного опыта, необходимого для дальнейшей карьеры, а с ним жена Маша. И, естественно, они очень быстро пересеклись, то есть Маша с Денисом. Денис, который до этого имел связь с сорокалетней кладовщицей Адой, женщиной большого жизненного опыта и одинокой, считал себя по этой причине тертым калачом в женском вопросе: Ада была местной красавицей, а предпочла его, это что-то значит! Поэтому, когда, вскоре после появления Дугиных, собрались в местном клубе отметить день рождения главы местной администрации (все праздники, включая семейные, тут справляли сообща), Денис сказал Маше прямо в глаза, столкнувшись с ней и с Дугиным в полутемных сенях:

– Ого!

– Ну вот, – огорченно сказал Дугин жене, вводя ее в клуб, – не успели приехать, а уже хамят.

– Кто хамит?

– Это не хамство?

– Человек просто оценил мою красоту.

Дугин фыркнул. Нет, то есть жена его была симпатичной, стройной, иначе и не женился бы, но не настолько, чтобы все встречные восторгались. Он еще не знал тогда, что неяркая красота Маши в этой местности будет воспринята, как появление какой-нибудь, допустим, Моники Белуччи на, к примеру, Елдатырьевском тракторном заводе. Но быстро это понял и засадил Машу дома вязать носки и свитера. Работать не допустил, хоть она и просилась. Но все-таки в магазин иногда выйти надо, на общем торжестве показаться надо – не убережешься. И настал миг, когда Денис и Маша сошлись на одной тропке – буквально, на тропинке среди сугробов в человеческий рост, он ей что-то сказал веселое, она чтото сказала, засмеялись, утирая слезы – и от смеха, и от мороза. Маша не могла не заметить, что у Дениса глаза синие, а ресницы и брови, наоборот, черные, а Денис по просторному колыханию дубленого тулупа, в котором была Маша, сумел угадать, насколько тонкая у нее талия. И убедился, что прав, очень скоро. Как-то даже слишком скоро – так бывает или у людей легкомысленных, ищущих приключений, или у обычных, но которых подталкивает сама судьба.