Юрий Бригадир: Сердце Анубиса

– Чего это вы тут валяетесь?

У меня было по меньшей мере сто двадцать восемь вариантов ответа. Я ограничился одним:

– Пошел в жопу!

И Вася ушел, пожав плечами. У него было донельзя развито чувство, которое у всех остальных наблюдается в зачаточной форме – чувство допиздовости.

Я лежал рядом и смотрел ему в глаза, которые сначала были закрыты. Потом я начал говорить. Меня прорвало. Я говорил ему, что весь этот блядский мир – это только еще одна станция метро по пути в другие миры, что собаки и люди – близнецы-братья, что есть только одна правда – правда жить и что если есть бог, то он сделал правильно, послав мне такую замечательную собаку…

Карат молчал. Он долго молчал. Он даже не открывал глаза. Потом он открыл их. Не просто открыл. Он их открыл, чтобы посмотреть на меня. И я, пьяный, понял это. Я увидел глаза бесконечной, потрясающей глубины. И когда я утонул в этой глубине, я услышал голос Карата:

Он издал глубокий горловой звук. Звук, в котором смешались удивление, успокоение, любопытство и ирония. Не просто ирония – Ирония с большой буквы. Так, наверное, относятся большие собаки к маленьким щенкам. Я не был щенком. Но мне это отношение показалось правильным. И я засмеялся. На что Карат наклонил голову набок (если б вы знали, как я люблю это собачье движение!) и улыбнулся.

Собачья улыбка похожа на улыбку дельфина… И они обе похожи на улыбку бога…

Как вы думаете, после этого я мог оставить Карата умирать в этой мертвой квартире?!

Есть такая херня – любовь… Когда не хватает воздуха…

Я помню как привел Карата к себе домой: Он пришел, грустно, мощно и, как камень, рухнул на пол. Я сел рядом. Я не мог ничего говорить – я был безобразно пьян. Что я мог сказать? Да, я улыбался, пел песни и даже поцеловал Карата в его черную морду. Но я не мог сказать ничего осмысленного. Потом я уснул – тяжелым сном алкоголика:.

Мне снился лес: Это были просто глюки – и в этих галлюцинациях чаще я видел крылатых черных псов: И это было тысячу раз за ночь. И еще я помню – запах мокрой шерсти.

Утро было чудовищное – такого утра я никому не желаю. Я видел висячие сады Семирамиды, где в изумрудных листьях висели умершие обезьяны и их мертвые руки ласкали мои виски. Я был изумрудным пятном всего сущего и не мог ожить. Я был камнем из камней и умирал, оживая. Я встал только потому, что рядом было пиво. Восемнадцатым чувством я вспомнил, что Вася, укладывая меня спать, сказал мне, смеясь:

– Слышь, чудовище, пиво под подушкой!

Утром, трепеща, как рыба, я поднял голову и засунул туда руку.

Я лишний раз узнал, что Вася – самый лучший друг!

Когда я выпил пиво – я понял: мир, вроде, есть!

Еще я понял: мир, вроде, для меня!

И еще я понял: может быть, я для мира!

Я долго лежал, ничего не понимая. То есть, пытаясь понять. В воздухе кружились снежинки и ангелы, мертвые обезьяны и лилии. Я очень честно пытался ожить. Иногда это удавалось. И тогда я вздыхал – глубоко и страстно.

Очень нескоро я понял, что я не один в этом мире. Нет, слышать я ничего не слышал. Просто было ощущение чьего-то присутствия. По первости я списал это на похмелье. Мертвые обезьяны и лилии опять кружили надо мной и я начал понимать, что пиво – это, конечно, хорошо, но организм требует…

И вдруг услышал дыхание!

Повторяю – дыхание. Так дышат ангелы и умирающие. Часто, горячо и вдохновенно. Я повернул голову и увидел собачью голову потрясающей красоты.

– Карат! – выдохнул я и провалился в нежность.

Я увидел самое красивое движение в мире – как собака наклоняет голову набок! Он смотрел на меня с любопытством и нетерпением. Он взвизгнул – почти неслышно. И я понял – хочет на улицу.

Вставать вообще не просто. А вставать после такой ночи – непросто вдвойне. Я с большим трудом сел на кровати и спросил Карата:

– Может, сам сходишь?

Он переступил лапами и я понял – он просто хотел со мной со мной пообщаться.

Мы вышли с ним в мир. В мире были дети, коляски, падающая листва, звуки ДДТ и еще что-то, с большим трудом осознаваемое. Я сидел на лавочке, пил вино из горла, а Карат лежал рядом, положив голову на лапы и изредка поводил ушами. Я был в полной гармонии. И Карат, похоже, тоже. Во всяком случае, он не пытался привлечь мое внимание. – Слушай, Карат, а у тебя ошейник был? – вдруг спросил я его. Карат поднял голову и посмотрел на меня. Что за каряя глубина было в них! И я вспомнил из далекого детства…

Я родом с Амурской области. Там ветреные зимы без снега и лето дикой жары с постоянными ливнями. А еще там две огромные реки, одна с водой серо-желтого оттенка, а вторая – чайного. Та, которая чайного, говорят, приток первой. Ерунда это. Видели бы то место, где они встречаются… Вялая теплота ее и мягкое течение вдруг разом приобретают жизненную силу. А та, вторая, валит свои воды так, что и не чувствует мощи своей и разом подчиняет себе все прочие потоки. Так оплодотворяют свежие привозные африканские львы выдохшихся от инцеста зоопарковых львиц.